Трибунал. Золото эполет, обычная судебная процедура, — и все это на борту «Славы», раскачивающейся на якорях под порывами шторма, под свист ветра в такелаже и стон древесины. Установление личности подсудимого. Вопросы суда.
— Ничего из сказанного мною не может быть услышано среди этих символов тирании, — ответил Маккул на обращение председателя трибунала.
Понадобилось всего лишь пятнадцать минут, чтобы приговорить человека к смерти: «Решение трибунала таково, что вы, Барри Маккул, будете повешены за шею…»
Кладовая, в которую Хорнблауэр привел пленника после окончания церемонии, теперь стала камерой приговоренного к повешению. Запыхавшийся мичман вбежал в нее, почти наступая ему на пятки:
— Капитан свидетельствует вам свое почтение, сэр и желал бы поговорить с вами.
— Очень хорошо, — ответил Хорнблауэр.
— С ним адмирал, сэр, — добавил мичман в приливе доверительности.
Контр-адмирал, достопочтенный сэр Уильям Корнуоллис действительно сидел в капитанской каюте. Вместе с Пэйном и Сойером. Как только Хорнблауэр предстал перед ним, адмирал сразу же перешел к делу:
— Вы тот самый офицер, которому поручено руководить казнью? — спросил он.
— Да, сэр.
— Тогда запомните хорошенько, молодой человек…
Корнуоллис был популярен среди матросов и офицеров, строгий, но справедливый, он обладал непоколебимым мужеством и высоким профессионализмом. Под своим прозвищем «голубой Билли» он был героем многочисленных анекдотов и даже баллад. Но, переходя к тому, что он сейчас собирался сказать, Корнуоллис, похоже, ощущал некоторую неуверенность, не свойственную его характеру. Хорнблауэр ожидал, пока адмирал продолжит.
— Запомните хорошенько, — повторил Корнуоллис, — он не должен проронить ни слова перед тем, как его повесят.
— Ни слова, сэр? — переспросил Хорнблауэр.
— По крайней мере, четверть экипажа этого корабля — ирландцы, — продолжал Корнуоллис.
— Речь Маккула для них будет все равно, что искра, брошенная в пороховой погреб.
— Понимаю, сэр, — сказал Хорнблауэр.
Однако же и казни имели свои мрачные традиции. С незапамятных времен приговоренный имел право на последнее слово…
— Повесьте его, — произнес Корнуоллис, — это покажет всем остальным, что их ожидает в случае дезертирства. Но только дайте ему раскрыть рот, — а язык у этого парня подвешен неплохо, — и еще добрые полгода брожение среди матросов нам гарантировано.
— Да, сэр.
— Как вы этого добьетесь — ваше дело, молодой человек. Можете накачать его ромом, — но чтобы он не смог сказать ни слова — ни слова, слышите? — под вашу личную ответственность.