– Да, это оно! Эта проклятая вещь!
На несколько секунд он прикрыл глаза. Публика ответила ему признательными сочувственными всхлипами.
– Расскажите, пожалуйста, что это, – попросил прокурор.
Вздохнув, Муравьев словно нехотя начал.
– Эту побрякушку я купил в ювелирном магазине у господина Фролова для своей невесты – Аглаи Афанасьевна Рукавишниковой. Купил и подарил ей за три дня до… до того, как все это случилось.
– Кому еще было известно о вашем подарке? – уточнил прокурор.
– Насколько знаю, только двум людям, – ответил Муравьев. – Тех, кого к несчастью Аглая Афанасьевна считала ближайшими друзьями. Первый – это друг ее детства Егор Мартынович Бурляк. А второй – вот этот человек!
Впервые за все время Муравьев обернулся к Феликсу Яновичу и в упор посмотрел на него. Публика замерла, ожидая, как отреагирует обвиняемый. Ожидалось, что начальник почты вздрогнет, или побледнеет, или отведет взгляд. Однако же Колбовский не сделал ничего из этого. Он продолжал сидеть и спокойно смотреть на негодующего поэта.
– Откуда вы знаете, что именно эти люди знали про ваш подарок? – продолжал свои вопросы прокурор.
– Аглая Афанасьевна сама рассказала мне, – припомнил Муравьев. – Ей хотелось поделиться радостью хоть с кем-то, а подруг у нее не водилось.
Сметанников, демонстрируя уважение к трагедии свидетеля, закончил расспросы. Наступила очередь адвоката. Невысокий полноватый Арсений Семенович Ляшко на первый взгляд производил впечатление простоватого и заурядного человека. Его маленькие глазки за стеклами очков всегда были немного сонными, и почти в каждом частном разговоре он сокрушался по поводу одышки и колик. Однако гладко зачесанные назад волосы, маленькие идеально ухоженные усики и белоснежные манжеты выдавали в нем педанта. И в своих делах господин Ляшко также был педантичен до крайности – от его взгляда не укрывалась ни одна возможная зацепка, ни одна шероховатость.
Арсения Семеновича, по старому знакомству, уговорил участвовать в этом деле сам Кутилин. Гонорар адвокат запросил немаленький, и Феликс Янович от души надеялся, что он того стоит. Месяц в камере дался тяжело.
С пыхтением Арсений Семенович выбрался с места, вызвав некоторые смешки среди публики.
– Скажите, пожалуйста, господин Муравьев, – начал Ляшко, – можете ли вы рассказать нам о том, что делала ваша невеста с 3 по 5 мая сего года?
– Ну, более или менее, – пожал плечами поэт. – Но, конечно, не до минуты. Мы не давали друг друг детальных отчетов.
– Понимаю, – кивнул Ляшко. – Тем более, вы человек занятой, светский. Насколько знаю, из тех трех дней вы провели с невестой один вечер и еще одно утро?