Любовь и проклятие камня (Подавалова-Петухова) - страница 28

— Принесите воды детям, — наконец, осмелившись, произнесла она.

Щуплый подошел к ней.

— А нам за это денег никто не отсыплет, — сказал он, — может ты? Что, смотришь? Нет денег? Нет денег — нет воды!

Елень смотрела на него, не мигая. А тот, пошатываясь, крутился около нее и что-то бормотал.

— Здесь нет детей! Здесь выродки предателей. А им ни есть, ни пить не полагается! — подытожил щуплый.

Женщина посмотрела на проснувшихся детей. У Хванге совсем закрылся левый глаз, у Сонъи разорвана блузка и все руки в ссадинах. В чем их вина? За что им все это?

— У меня нет денег, — тихо проговорила мать, — чего вы хотите?

Щуплый хмыкнул и ушел из конюшни. Вернулся спустя какое-то время с напарником, чья физиономия стала еще шире и еще краснее. Цена, что они озвучили, Елень повергла в шок. Она ожидала чего-то в этом духе, но даже ей вдруг стало не по себе. Торговаться с палачами она не стала.

— Только чтоб мои дети этого не видели, — прозвучало единственное условие.

Мужчины переглянулись и ушли. Их не было долго. Сонъи, проснувшись, слышала, что они о чем-то шептались с матерью. Она видела, какое у мамы при этом было выражение лица — бесполезно расспрашивать. Девочка только все смотрела по сторонам. Найти бы пару дощечек, подложить под мамины ноги, чтоб та на полную ступню могла встать, а то стоит на носочках: ног, наверное, уже не чувствует.

Спустя немного времени солдаты вернулись. Один нес горшок с водой, а второй только железный прут.

— Пейте, — бросил красномордый, толкнув горшок детям.

Те, как по команде, посмотрели на мать.

— Пейте, пейте, — закивала головой Елень. Хванге переглянулся с сестрой и потянулся к горшку.

— Хванге, только маме нужно оставить, — проговорила Сонъи.

Мать осталась висеть посреди конюшни, в проходе между стойлами. Красномордый и щуплый подозрительно крутились вокруг нее. Сонъи тянула шею посмотреть, что же там происходит, но понять не могла. Как вдруг увидела, что мама, застонав, запрокинула голову назад, до крови закусив губы, раздалось какое-то шипение, и в конюшне отчетливо запахло жареным мясом. Горшок вывалился из детских рук. Хванге, так ничего и не поняв, заругался на сестру, едва успев перехватить емкость с водой.

Сонъи выскочила из своего уголка и кинулась к матери. Та видела, как дочка бежит к ней, как она кидается на солдат, что-то кричит им, но Елень видит только, как Сонъи открывает рот, но слов не слышно. Девочка в исступлении бьет стражников кулаками, а те лишь смеются над ее жалкими ухищрениями, отталкивая от себя. Мать кричит, чтоб Сонъи прекратила и вернулась к стоящему в сторонке брату, но звука нет. Есть только боль. Кожа на щиколотках от прикосновения раскаленного железа до сих пор шипит и сворачивается, как края осенних листьев. Сначала плавится, а потом сворачивается…