Через пять лет его самого женили…
Невесту ему нашел отец, как и дело, коим Соджун должен был заниматься. Отец мечтал видеть сына чиновником. Соджун сдал государственный экзамен, однако тогда он впервые поступил так, как подсказывало сердце. Экзамен он сдавал не на чиновника, а на военного. Его результат оказался третьим среди лучших. Отец, узнав о таком своеволии сына, нахмурил брови, но промолчал. Лишь посетовал, дескать, коль сдавал экзамен наперекор отцу, мог бы стать лучшим. Соджун выслушал все, не поднимая глаз: спорить с отцом у него привычки не было. Он лишь думал о своих навыках, которые помогут ему в военном деле. Стал бы он чиновником и что? Сидеть в палатах, плести интриги, поглядывать на всех исподтишка — все это не его. Уж лучше в магистрате служить. Там от него больше пользы будет.
Конечно, они пересекались. Чужестранка так и не подарила своему мужу детей — злые языки видели в этом непринятие ее духами предков. Она, прожив здесь столько лет, так и осталась в глазах многих чужой, хотя даже речь была такой, будто всю жизнь провела в Чосоне, но все же… Только сердце Соджуна всякий раз при встречи с ней замирало в груди. Даже на собственной свадьбе он лишь мельком глянул на свою супругу, ведь там, в тени навеса стояла она. То, как она опирается на сильную руку бывшего советника, новобрачный старался не замечать.
Жизнь шла своим чередом. Живя в родительском доме, невозможно отворачиваться от устоев семьи, идти против воли отца. Тем более, когда тот перешел в Министерство Финансов, заняв при дворе должность советника в торговых делах с иностранными подданными. Глядя на молодую супругу сына, он хмурил брови, а через какое-то время призвал отпрыска к ответу.
— Красивую ли жену я выбрал для тебя, сын? — за вечерним чаепитием спросил отец.
— Красивую, — ответил Соджун, наливая отцу чай.
— Молода ли она?
— Да, отец.
И тогда, протягивая чашу с чаем, отец спросил:
— Желанна ли она?
Чаша дрогнула в руке молодого мужа. Благородный напиток багровыми ручейками разбежался по отполированным доскам пола. Соджун чувствовал тяжелый взгляд отца, но лукавить не стал.
— Нет, отец, не желанна.
Советник поставил свою чашу на столик.
— Знаю, — вдруг сказал он, вздохнув, и сын вскинул на него глаза.
— Знаю! — повторил отец уже жестко. — Знаю, но более никто знать не должен… как и о той, кто в сердце твоем живет.
Кровь бросилась к голове. У Соджуна даже на миг потемнело в глазах. Он задышал часто и опустил голову. Потом, когда смятение его чуть опустило, он опустился на колени и поклонился отцу.