Соджун едва усмирил свое возмущение. Он повел на отца усталым взглядом.
— Отец, я не желаю жениться…, — начал он, но тот перебил его, ударив ладонью по столу. Сын поднял взор на перекошенное от гнева лицо старика.
— Знаю я, чего ты хочешь! — процедил сквозь зубы политик. — Этому не бывать! Рабыня! Жена изменника! Глаза б мои не видели ни ее, ни ее выкормышей! Наложницей решил ее оставить? Да она глотку перережет тебе и мне!
— Отец!
— Молчи! Это мой дом! И пока я жив, здесь будет так, как я сказал! Завтра вечером мы идем в семью чиновника Хон. Ступай теперь! — рявкнул он напоследок и махнул рукой на дверь, давая понять, что разговор окончен.
Соджун, едва сдерживая гнев, тяжело поднялся и вышел из комнаты, забыв напоследок поклониться отцу. Сбежав с крыльца, он столкнулся с Елень. Она отвела глаза, поклонившись. Соджун бросил взгляд на окно комнаты отца, потом на женщину, которая так и не поднимала взор.
«Слышала, она все слышала», — мелькнуло в голове. Капитан вздохнул и бросился мимо нее к лошади, которую под уздцы держал Анпё. Его плечо едва коснулось ее плеча, а крупные бусины гыткыма скользнули по щеке, но она не обернулась. Лишь слышала, как он легко взлетел в седло и хлестнул коня. Жеребец, всхрапнув под ним, поспешил в открытые ворота.
Рабыня не смотрела вслед своему господину. Как только пришла в себя, она решила: ее ничто не волнует, ей безразлично, как живут хозяева в этом доме. Пока дело не касается ее самой и детей, она будет смиренно принимать все то, что приготовила судьба. Женитьба молодого господина едва ли коснется ее. В разговоре отца и сына была куда более интересная фраза: политик решил женить сына из-за нее! Наложница? Она откусит себе язык прежде, чем разделит ложе с человеком, погубившим ее семью.
Кипя от негодования и злясь на отца, Соджун устроил своим подчиненным адскую тренировку. С него в сорок ручьев катился пот, а он без устали поднимал и опускал то копье, то клинок, то, вертясь волчком в центре, рубился сразу с десятью противниками. Стражники, стискивая от досады зубы и сжимая мечи в ладонях, молча отражали удары начальника. Кто-то смелый предположил, что у капитана что-то случилось, Соджун огрызнулся и рубанул учебным мечом так, что дерево, не выдержав, треснуло. Син Мён остановился на крыльце и, внимательно глядя на своего помощника, орудовавшего двумя клинками сразу, что-то шепнул одному из стражников, стоящему в карауле. Тот кивнул в ответ.
В полдень Соджун предстал перед начальником магистрата. Син Мёна он уважал, но особой дружбы ни с кем из магистрата Хансона не водил.