Кто-то рядом кричит, но слов не разобрать. Крики, гвалт. Пленники будто сошли с ума: они вскакивают с мест, бросаются в костер. Шелест стали — так благородный клинок выползает из своих ножен, чтобы испить крови. В этом шелесте слышен его зловещий, страшный шепот: «И-и-ду». Не спастись!
Пленников сбили с ног, согнали в круг, усадили. Тела убитых сбросили в овраг на съедение зверям. То же самое сделали с предводителем, который предпочел сгореть заживо, чем быть казненным за измену.
Син Мён не стал отчитывать своего капитана ни при подчиненных, ни потом, когда они остались вдвоем. Он лишь скорбно посмотрел в сторону оврага, куда столкнули тела, и вздохнул.
— Иногда вот такая страшная смерть кажется лучше, чем позор, — проговорил он.
Соджун не ответил. А что тут скажешь?
[1] Анпхён-тэгун — третий сын Седжона Великого, был отправлен в ссылку, а затем казнен.
Три дня отряд гнал пленников в Хансон. Мороз крепчал, шли впроголодь. Многие так и не увидели столицы, умерев по дороге. Толпу безропотных людей прогнали через весь город к стенам магистрата. Тут их будут допрашивать, а, по сути, пытать, чтоб услышать новые имена, чтобы пролить новую кровь. А потом все повторится опять и так до бесконечности.
Соджун скривился, глядя в спину уже практически мертвых людей, которые пока еще шли своими ногами, они еще пока дышали, но это «пока» было таким никчемным, ничтожным, несущественным, что впору было надеяться лишь на одно — быструю смерть. Да только разве умирают предатели быстрой смертью? К моменту казни на площади они уже ничего не будут чувствовать, ощущать, понимать. Даже обрадоваться концу мучений толком уже не смогут.
От Син Мёна не ускользнуло скорбное выражение лица подчиненного. Он проследил за взглядом Соджуна и не то усмехнулся, не то возмутился:
— Вам, капитан Ким, будто жаль этих предателей?
Соджун вздрогнул, нашарил привычным движением ножны — боль в руке отомстила мгновенно и безжалостно. Мужчина даже опустил глаза. Начальник стражи тронул участливо за рукав здоровой руки, но Соджун тряхнул головой, дескать, не стоит переживать.
— Езжайте домой, — приказал Син Мён, — даю вам три… нет! Даю пять дней отдыха. У нас не было условий, как следует обработать вашу рану…
— Она не стоит того, чтоб о ней столько говорить.
— И все же! Не спорьте! — настаивал начальник стражи.
Соджун поклонился и повернул коня домой.
Он ехал по знакомым с детства улочкам, ехал мимо домов, где знал всех. Многие из этих домов опустели в ту кровавую ночь. Сейчас, к удивлению Соджуна, в некоторых из них вновь кипела жизнь — новые хозяева нарочито деловито обживались в домах сгинувших предателей. Капитан Ким отвернулся. И тут его сознание ожгло: а кто занял дом сановника Пак Шиу? Он уже хотел свернуть в проулок, как на дороге показалась телега, груженная навозом. Люди шарахались в сторону от пахучей повозки: женщины подбирали юбки, прятали носы под покрывало; мужчины прижимались к заборам, дети тыкали пальцем в возниц и их поклажу — одно недовольство кругом. Соджун дождался, когда рабы протащат телегу, и повернул к дому убитого сановника.