Соджун молчал. За прошедший месяц Елень изменилась. Лицо, безжалостно обветренное, потускнело. Некогда прекрасная бархатистая кожа шелушилась на скулах. Руки огрубели, а на плечах появились потертости от лямок упряжи. Но страшнее всего изменились глаза: они потухли. В них не было прежней жизни, былого задора, их блеск больше не ослеплял. Сердце непроизвольно сжалось.
— Я не жалуюсь. Я жива и мои дети тоже. Мы сыты, обуты-одеты. У нас есть крыша над головой. И все это благодаря вам, господин капитан. Могло быть хуже. И вы сами это знаете.
Во дворе раздались голоса. Елень тут же подскочила. Соджун последовал ее примеру. Он отчетливо услышал голос своего отца и доктора Хвана, который объяснял цель своего визита. Елень бросилась из комнаты, но хозяин перехватил ее за локоть и завел за ширму. Открыл дверь заднего шкафа. Женщина не стала сопротивляться — с проворностью мыши она юркнула в потайную комнату-чулан, подобрав юбку. Хозяин, закрывая дверь, встретился с ней взглядом. Он не увидел, — здесь за ширмой, вдали от свечи, освещавшей комнату, было темно, как в погребе, — почувствовал этот взгляд напуганных глаз, ощутил страх жертвы, которая боится своего хозяина. Боится его гнева, его тяжелой руки. Боится и бежит от несправедливой кары.
Соджун успел поставить ширму и даже дойти до двери, как та открылась, и на пороге показались доктор Хван и отец. Капитан поклонился.
Отец пробежал глазами по комнате, заметил столик с травяным отваром, чашу с воском. Поинтересовался. Соджун поклонился и признался, что сам хотел обработать свои раны, а столик принес Чжонку. Опешивший на миг подросток тут же подтвердил сказанное. Доктора весьма заинтересовал способ удаления гноя. Капитан смешал правду и вымысел. Способ из империи Мин, видел давно, но сам попробовал только сегодня, пока Чжонку ездил за лекарем.
Соджун видел ястребиный взгляд своего отца, который словно пытался найти в комнате признаки присутствия Елень, и не найдя таковых, испытующе смотрел в лицо единственного ребенка. Но по безразличному исхудавшему лицу взрослого сына прочитать что-либо было сложно. Оно было непроницаемо и глухо, как крепко закрытая дверь. Соджун даже не поменялся в лице, когда доктор принялся за рану. Казалось, в тот момент Чжонку было больнее, капитан же молчал.
Когда, наконец, все покинули комнату молодого господина и голоса стихли во дворе, а дом погрузился в темноту, только тогда Соджун отодвинул ширму и открыл дверь шкафа. Елень, сморенная усталостью, спала, уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени. Капитан потянул женщину к себе, и она едва не выпала из шкафа. Вскинулась во сне, заметалась, Соджун поймал ее и привлек к себе.