Соджун любил сюда приходить ребенком, любил тихого деда, с которым они играли в бадук или просто смотрели на горы, плачущие под тягучую мелодию дождя. Дождь все шел и шел, повисая тяжелыми каплями на темных жестких листьях старой хурмы, но, закутавшись в дедову куртку, мальчик не хотел уходить в тепло дома. Здесь, рядом с дедом, ему было теплее, чем у самой жаркой печи. Потом дед доставал старую треснувшуюся свирель и подпевал дождю. Такой музыки Соджун больше никогда не слышал.
А иной раз бывало мальчик заставал деда в ремесленной. Еще ребенком он понял: гончарное дело — не ремесло, а таинство! Гончарный круг крутится, а под морщинистыми руками рождается кувшин или ваза. Размеренный шелест круга, мягкая, податливая глина в умелых руках. Пахнет землей и дождем, и солнце, заглядывавшее через открытую дверь, ослепляет и заставляет жмуриться, но Соджун не уходит. Он не может оторвать взгляда от дедовских рук, творящих волшебство. Он тоже умеет лепить из глины, но именно лепить, а не творить. Вот дед — настоящий волшебник! Сколько удивительных воспоминаний хранит этот дом!
Капитан всегда относился к Елень по-особенному. Она ему нравилась всю жизнь, и он сам вряд ли мог назвать конкретную причину этого, но в ту удивительную ночь словно увидел другую сторону этой женщины.
Как только они ступили за ворота, Елень замерла, пораженная распахнувшимся видом. Она подошла к забору, стоящему на краю уступа и только тогда выдохнула. Свет луны серебрил все вокруг: и лес, и горы казались припорошенными серебром. Соджун подошел к женщине, глянул вниз и не увидел ничего особенного.
— Ах, сколько здесь свободы! — вдруг выдохнула она едва слышно.
— Красиво, госпожа, что и говорить, — засмеялся Анпё, а потом тряхнул мешком, который так оттягивал плечо, — а этого богатства хватит и дом залатать, и сараи заново отстроить, да и жить припеваючи, не зная горя.
Елень опустила глаза и усмехнулась.
— Возможно, — неуверенно сказала она с такой пугающей грустью, что у Соджуна, стоящего рядом, невольно сжалось сердце.
Анпё вдруг стал рассказывать, как обустроить участок: тут лучше поставить чайный домик, а вот здесь стоит посадить розы, а там можно сделать навес, чтобы… Соджун слушал слугу и не слышал. Он по-новому оглядел участок, посмотрел на него, как хозяин, коим по сути и являлся. У него даже документы были на эту землю: дед перед смертью передать успел. Вот только… вот только как он уйдет из родного дома? Будь у него старший брат, Соджун бы не задумывался, но он единственный сын министра Ким, а значит уйти из дома — навлечь позор на всю семью. Отец не поймет. Да и вообще никто не поймет.