Я надеялась, что они были готовы ко мне.
Я надеялась, что я была готова к ним.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Казалось бы, после всех этих лет я должна была перестать находить Эсмариса таким пугающим, я прожила с ним семь лет и, пожалуй, видела его в более, можно сказать, компрометирующих позициях, чем кто-либо другой. Тем не менее, иногда я заходила в комнату и была на мгновение ошеломлена им, потому что казалось, что весь воздух в комнате наклонился к нему.
Это был один из таких моментов.
Я смотрела на его спину, вырисовывающуюся на фоне окна его кабинета. Как и в ночь на вечеринке, он был одет в красное, хотя на этот раз его пиджак был из темно-бордовой парчи. Его руки были сцеплены перед ним, линия его плеч была совершенно широкой. И квадратной. Этот мужчина никогда не сутулился.
Он не смотрел на меня.
Я сказала себе, что мне не о чем волноваться. Это была обычная деловая сделка. Не больше, не меньше. Серел стоял за дверью, как любимый телохранитель Эсмариса, и я цеплялся за память о короткой ободряющей улыбке, которую он дал мне, когда я вошла в комнату.
Тем не менее, мои ладони были мокрыми от пота.
Скажи что-нибудь, приказала я Эсмарису.
— Одна тысяча. — Он как будто услышал меня. Он по-прежнему не оборачивался. — Это поразительно.
— Значительно больше, чем пятьдесят серебряников, которые я предложила вам в первый раз, — легко ответила я, позволяя улыбке просочиться в мой голос, но, к моему облегчению, не беспокоясь.
— В самом деле.
Эсмарис, наконец, повернулся, оглядывая меня острыми темными глазами. Эта непослушная прядь черных волос висела перед одним глазом. Это была единственная неуместная вещь в его внешности. Все остальное, от покроя его одежды до кончика стриженной бороды и гладкости связанных волос, было безупречным. К настоящему времени ему должно было быть около шестидесяти, но у него была осанка гораздо более молодого человека.
Я протянула свои мысли в непроизнесенные между нами слова, чувствуя его реакцию, его мысли, он всегда был труден для чтения, каменен и неуступчив, но иногда я могла уловить от него проблески, особенно когда он был доволен мной.
Сейчас ничего.
— На самом деле у меня есть тысяча две, — добавила я, — я готова дать вам больше, раз вы так много для меня сделали. — Поглаживая его эго и напоминая ему, почему я ему нравлюсь.
Никакой реакции… Боль, которую я не хотела слишком близко исследовать, пронзила меня — маленькая-маленькая часть меня, которая по какой-то причине хотела, чтобы он был впечатлен.
— Они у тебя с собой? — Он дернул подбородком в сторону сумки, которую я принесла с собой, она лежала у моих ног. Она была на удивление тяжелой. Оказалось, что тысяча золотых монет — это много металла.