Мне не нужны твои деньги.
У меня был один план, одна цель, он выбил фундамент, и я чувствовала, что в любой момент моя душа рухнет.
— В курсе?
— Да, Эсмарис.
— И все же, — его голос стал настолько низким, что перемена была едва слышна, — ты прошла через все это, чтобы уйти.
Внезапно до меня дошло: в воздухе воняло этим скрытым подводным течением, переплетающимся с гневом Эсмарис:
Болью.
Мы смотрели друг на друга, и я заметила единственную морщинку между его бровями — единственный признак скрытой уязвимости.
Это был человек, который нанес мне столько шрамов, отнял у меня свободу, давил меня, гнул и бил, но он же был и человеком, который помнил мой любимый цвет, который однажды не спал со мной часами после тяжелого кошмара, который улыбался мне со странной гордостью в тот день, когда я потребовала от него свободы.
Я наклонилась вперед, пока мои ладони не уперлись в его стол, эти холодные золотые монеты прилипли к моей потной коже.
И я только сказал одно слово:
— Пожалуйста.
Он долго смотрел на меня, и я едва могла дышать.
Пожалуйста, сделай это для меня. Если какая-то часть тебя когда-либо заботилась обо мне. Пожалуйста.
Затем я почувствовала, как хлопнула дверь, ледяное покрывало заглушило слабый конфликт Эсмариса.
— Отойди от моего стола. Встань на колени.
Мне не нужны твои деньги.
Боги, что я буду делать?
— На колени.
Я упала так сильно, что полированный деревянный пол ушиб мои колени.
Мне не нужны твои деньги.
Его голос и грохот моих мыслей так громко отдавались в моих ушах, что я ничего больше не слышала.
Я не слышал, как сапоги Эсмариса пересекли комнату и вернулись, встав позади меня.
Мне не нужны твои деньги.
Я не услышал смертельного треска в воздухе.
Но даже сквозь дымку я определенно почувствовала, как боль пронзила мою спину, разделив меня на две части, и из горла вырвался стон.
Треск.
Два
Треск.
Три.
И это продолжалось, и продолжалось, и продолжалось.
Треск, треск, треск.
Пять, десять, двенадцать, шестнадцать.
Мне не нужны твои деньги.
Что я буду делать?
Я не позволяла себе кричать, плакать, хотя я так сильно прикусила губу, что потекла кровь, совсем как в ту ночь много лет назад — в ночь, когда я бросила свою семью, свою мать, потому что она верила, что я могла бы сделать что-то большее. Стать кем-то большим.
Треск.
Двадцать.
Но она ошибалась, потому что Эсмарис собиралась убить меня.
Эта мысль медленно обретала уверенность в тумане моего угасающего сознания.
Он собирался убить меня, потому что я допустила критический просчет. Я наивно полагала, что его извращенная, сбивающая с толку привязанность поможет мне сбежать. Вместо этого она раздавит меня, потому что Эсмарис только обладал или разрушал, и если он не мог одно, он делает другое.