Молод он был и открыт лицом, у всех вызывал сочувствие и все ему способствовали. Славный с виду парень. Окружающих он удивил тем, что скоропостижно вступил в партию. Молодые, как правило, партии чурались. Далее у него был некий лактационный период, как выяснилось потом. К текущим работам его сначала не подключали. Пусть неспеша освоится.
О новом мире, неожиданно открывшем нам свои замки и оранжереи хотелось поделиться. Описать необыкновенное нужны рассказчики. В такой же мере, если не в большей, нужны и слушатели.
Шеф как никто другой умел слушать. Ему хотелось об увиденном рассказать. Почему именно ему? Да потому, что остальные были равнодушными. Занятые своим. А ему было интересно, и он другим сочувствовал. Дорого ценится порой сочувствие, что, как хлеб, рассказчику поощрением. Важно его иметь. Он и сам был любознательным. Загадка шаровой молнии, эзотерика, реинкарнация по Пифагору – волновали его на заре его деятельности.
Была в нём уверенность. Он готов был, не сомневаясь, всё перекроить. Был бы он религиозным, куда ни шло, подумали бы: снизошло сверху. Но он не верил ни в бога, ни в чёрта. Но откуда и как? На пустом месте то тут, то там появляются сорняки, а среди них репей, в колючках, на соседей непохожий.
Смежники безоговорочно его поддерживали. Исходные мифы рассказывали по случаю. Верили. А куда денешься? Альтернативы нет. Он как единственный подвесной мостик через пропасть. Коварный, хлипкий, но нет иных, а на нет и суда нет, и убеждаешь себя, что и этот богом посланный и молишься его сохранить.
А ещё отличала его вера в чудо. Были единомышленники на базе личной преданности. «По ночам, – рассказывал он, – мы с техником Женей Фазоловым нарушая правила безопасности тащили в цех генератор и в его гулком пространстве включали его в предельном режиме, любуясь плазмоидами». Стойким было дикарское желание – создать шаровую молнию. Надеялись, что как-нибудь по-особенному проявит себя, открыв тем самым свою тайну, ту, что возможно обеспечит устойчивый термояд¿ да и мало ли что ещё скрыто ослепительным огненным шаром.
Разумеется, фокусы эти должны были плохо закончиться. Впрочем, что-то случилось тогда с ними спасительное и от этих фокусов отвлекло. Но закваска чудесного и стойкий авантюризм – остались и проявлялись то так, то иначе. Время от времени тянуло его не сотворить, а натворить. В итоге его отовсюду изгоняли. Но он мухомором повсюду прорастал, этаким несъедобным грибом. Хотя кому как, ходили слухи, что космонавт Рюмин – семёновское протеже, мухоморы ел и от них не страдал. Впрочем, чего только не наслышишься в околозвёздных кругах.