В 27-ом отделе мы командировались для контроля полётов на Камчатку. Довелось мне там посетить взорвавшийся вулкан Козельский. Это было удивительное зрелище. Вокруг целиком выжженное поле, по краям его возрождающаяся жизнь. Какие-то разноликие папоротники. Удивительные формы. Поражали воображение гигантские грибы. Теперь явление шефа показалось мне подобным.
Мы варились в особом огороженном секретностью миру. Хотя как правило не в масштабах дело и вся, например, Древняя Греция с её историей и влиянием на теперь -имела населением всего десять миллионов человек. Выход в открытый мир стал для нас откровением.
Для меня – лучше всего знакомство походя. Так и получалось с Францией. Вся история, казалось, сошла для нас с библиотечных страниц. Франция всегда считалось близкой нам страной и тут со своей литературой и историей оказалась перед нами наяву. Париж был началом и концом наших командировок. Технические работы велись в Тулузе.
Из космонавтов в первом экипаже готовился опять Кретьен, осуществивший до этого первый французский космический полёт. После, рассуждая задним числом, стоит удивиться превратностям судьбы. Как говорят: «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Сильны мы задним умом. Ещё говорят, знал бы, где падать, заранее соломки бы подстелил.
Ах, судьба! Она непредсказуема. Первый космонавт Франции Жан Лу Кретьен безусловно рисковал, трижды отправляясь в космос, но беречься ему следовало в другом месте. В миллениум в магазине Home Depot в штате Техас на него с высоты трёх метров свалился двухпудовый сверлильный станок, сделав его инвалидом.
В научном центре нам демонстрировали левитацию. Она в числе нестандартных проявлений. К ней у меня особое отношение. Тянет меня кромка обрыва или край высокого здания. В этом что-то атавистическое. В Подмосковье вырыли глубокий ров. Потому что рядом насыпали искусственную гору для горнолыжных утех. Ходить по краю рва доставляет мне удовольствие.
Вернувшись из Франции, я зашел к шефу, где помимо всего собирался рассказать о левитации. С приезжим профессором они сидели на кухне за столом, с которого были уже убраны деловые бумаги и намечался легкий перекус. Нельзя было назвать этот стол обильным. Он скромен был и характерен иным. Основу его составляла беседа, которую я прервал, вручив привезенную из Франции бутылку французской водки, которая переводилась забавно «Водою жизни», «О де ви». Название развеселило присутствующих. «L’eau de vie». «Вода жизни». Шеф по-детски радовался и повторял: Вода жизни…Именно…
Я знал, что «профессор» звучало для шефа завораживающе, как прежние титулы – граф, князь, барон или маркиз. Он и перед прочими любил пустить пыль в глаза. Однако на этот раз эффект превзошёл все ожидания.