Пришёл я утром к механику за путёвками на автомобиль, сел на стул рядом со столом Евсея Платоновича, жду, когда он хитро улыбаться перестанет и в путёвках всё, что нужно, напишет. А он, конечно, написал всё, но улыбаться хитренько не перестал, а наоборот даже – сложил все путёвки в аккуратную стопку, поправил их и поглаживает.
Гладит и на меня так с прищуром из-под очков смотрит, а в лысине у него лампа отсвечивается.
– Я, – говорит, – всё равно узнаю.
Говорит и всё путёвки поглаживает, точно они не путёвки, а женщина любимая.
– Всё равно узнаю, – говорит.
– Обязательно, – на всякий случай согласился я и потянулся за путевыми листами.
Евсей Платонович отодвинул их от меня и снова замурлыкал:
– Узнаю. Не будь я Царапкин Евсей Платонович. Ты ведь знаешь, почему вы электриками, а не водителями оформлены?
Ну, это я уже много раз слышал. Потому что у нас предприятие специальное для электроснабжения города. А водители мы потому, что сам себя ты возишь, и сам же работу электрика делаешь. В общем, работаешь, как минимум, за двоих, а получаешь за одного.
– Вы электрики, а не водители потому, что электрикам больше платят. А о радиаторе я всё равно узнаю.
Я подумал, что пока Евсей Платонович ничего не узнал, стоит как-то умудриться у него умыкнуть путёвки. Заявок море, работы на весь день. И в машинах я не очень разбираюсь: мне что радиатор, что вентилятор. И снова потянулся за путевыми листами.
Но Евсей Платонович снова заулыбался хитро из-под очков и потянул бумагу на себя.
– Я всё равно узнаю, кто вам радиатор такой поставил. Вот кто?
А я почём знаю. Я вообще недавно из отпуска.
– Ах, из отпуска, – сказал механик. – Ну тогда другое дело. Держи путёвки и не гоняй: на улице гололёд и ветер. И шарф не забудь надеть. И чай с малиной обязательно выпей. А лучше мёда съешь. И узнай, кто вам радиатор такой поставил. Потому что он большой какой-то, а должен быть маленький, как моя ладонь. Или как две ладони. Но не больше.
Я пообещал, что спрошу у Артёма Жадина и побежал быстрей из кабинета, пока Евсей Платонович не передумал и кричать не стал. Потому что когда он кричит, совсем некрасиво получается: краснеет зачем-то, брови хмурит, очками на носу шевелит.
И только за моей спиной захлопнулась дверь, механик завопил: