Сегодня к нам на подстанцию пришли две женщины и спросили:
– А где у вас находятся собаки?
Я быстро ответил:
– Какие собаки? У нас? Да вы что? У нас только электричество.
Я-то помню распоряжение зама главного энергетика о том, что собак нельзя не то что гладить, а даже кормить.
– Как же? – говорят женщины. – Слыхали мы о вашей подстанции, здесь у каждого трансформатора собачья будка стоит.
– Это не будка, – отвечаю я. – Это ящик с песком. Смотрите: он красного цвета.
– А хоть зелёного. Будка и есть будка. Вон, кто-то в ней даже лает.
– Это ветер, – говорю я, – завывает в проводах.
– И хвостом виляет.
– Да не хвостом, а проводом.
– Что-то много проводов у вас тут хвостами виляет, – настаивали женщины. Впрочем, нас не хвосты интересуют. Говорят, у вас здесь одна собачка ощенилась.
– Слухи, – ответил я. – Собаки лают – ветер разносит.
– А! – обрадовались женщины. – Всё-таки лают!
– Нет. Выражение такое. Я так просто выражаюсь, а лают совсем и не собаки, а люди.
– Кто конкретно?
– Не знаю, – пожал плечами я. – Может, старший мастер, Матершенко. Он чего только не расскажет, чего только не напридумывает.
– А веди-ка ты нас к Матершенко, – женщина в пуховом платке стала наступать на меня.
Я попятился от неё.
– Не могу. Он человек занятой. Старший, всё-таки, мастер. Ему схемы чертить надо, чай пить, байки травить. В общем, некогда ему.
– Веди-веди, – настаивает женщина. – Уж мы-то разберёмся, что там за мужчина такой интересный, который чай одной рукой пьёт, а другой байки травит.
– Нельзя, – отвечаю я. – У него рабочий день до пяти, и если он все байки до пяти не расскажет, не уснёт. А если не уснёт, будет всю ночь на саксофоне играть, а соседи его больно не любят музыку. Потому что они художники. Художники вообще музыкантов не любят. Даже если они старшие мастера.
И сказав эту фразу, я упёрся спиной в лопаты. То есть дальше была стена – отступать некуда.
– Ничего, – ответили женщины. – Мы вашего старшего мастера с собой заберём. Будет нам на саксофоне играть, пока мы будем отдыхать с собаками.
Я сделал ещё шаг назад, лопаты загремели, и какая-то одинокая маленькая лопата грохнулась с потолка и упала прямо к моим ногам. Я подскочил от неожиданности, а женщины, наоборот, сразу подобрались и пошли на меня.
И тут я схватился рукой за сердце и сказал:
– Доколе? Мы и собаки – вещь несовместимая. Только не мы, и только не они!
Я схватил ту самую одинокую лопату и стал крутить ей, словно нунчаками.
– Не подходите! – крикнул я. – Потому что мне кормить собак запрещено! И гладить! И говорить о собаках тоже!
