Рассказ об опоздавшем чуде (Ерёменко) - страница 7

Она рассказала мне кое-что о себе.

Оказалось, что она старше меня на 14 лет. Ей шёл тридцать первый год. Когда началась война, ей было 16, как мне в день нашего разговора. Вместе с мамой и двумя младшими сёстрами их вывезли в эвакуацию перед началом Блокады. Отец ушел на фронт. Сёстры были совсем маленькими. Обе девочки и отец погибли в войну. Похоронка на отца пришла уже 42-м. Вскоре не стало сестёр, почти одновременно заболевших пневмонией.

От прежней довоенной жизни ничего не осталось, как и от прежнего дома . Когда они с мамой приехали на поезде в город, то увидели, что бригады уже успели разобрать даже руины, оставшиеся от здания, где они прежде жили. Ленинград после войны приводили в порядок с потрясающей скоростью.

Их поселили в коммунальную квартиру около Военно-медицинской академии. Вскоре она встретила будущего мужа.

В конце зимы 1945 он был ранен и отправлен в госпиталь на лечение. Он поправлялся, и  врач расширял режим активности. Вскоре доктор разрешил выходить на прогулки в парк Академии и на близлежащие улицы.

Она сказала, что лето в тот год было жаркое.

В один из дней, решив прогуляться вдоль набережной Невы около Литейного моста, Товарищ Т. вышла из дома в своих туфлях на два размера меньше – единственных, что они с мамой смогли раздобыть в опустошенном городе.  Вся их обувь пришла в негодность. Кроме довоенных галош, в которых  всю войну и всё первое послевоенное лето проходила мама, по-петербургски дождливыми  днями надевая под них изношенные шерстяные перештопанные носки . Иной обуви для них обеих не нашлось. А еще на холода у них были довоенные  валенки. Остались одни на двоих, но к зиме они получили и вторую пару. Не без помощи вновь обретённого влиятельного покровителя.

Во время прогулки товарищ Т. присела отдохнуть на случайную лавку. Стопы сводило судорогами, мозоли болели. Высокий худой мужчина присел рядом с ней и заговорил. Статный, несмотря на ранение. С военной выправкой. Старше на 10 лет, как она узнала позже.


Им не хотелось говорить о войне, но вопросы напрашивались сами собой.

Проговорив с ней достаточно долго, он предложил ей прийти в это же время завтра на эту же самую лавку, надеясь, что доктор не ограничит его передвижения пространством восьмиместной палаты за столь длительное сегодняшнее отсутствие. И она пришла. В маминых галошах, потому что следующий день выдался дождливым, а ей нельзя было студить ноги. Возвращаясь в тот день с их второго свидания, она попала под ливень. Вымокла до нитки за пару минут. И слегла на следующий день с очередной ангиной. Мамины галоши оказались бессильны.