Я был жутко расстроен, зол и разочарован. Я так хотел бы снова поехать в Москву, выйти на Пушкинской, пробежать по тротуару до уже знакомого дома, позвонить в крикливый звонок и увидеть молодую счастливую женщину в цветастом платье. Пожать её руку, поздравить с выздоровлением, с еще одной Победой. Познакомиться с шумными, любопытными курносыми детьми и их отцом.
Я размышлял тогда: «Какая несправедливость! Как быстро шагает вперед медицина, но скольким уже нельзя помочь. Как неумолим этот тандем: несвоевременность научных открытий и трагедии, которые они могли бы предотвратить, но опоздали со вступлением в науку». Моя юношеская горячность лишила меня веры, сделав данный случай фактом с высоким уровнем доказательности, как говорят сейчас в век доказательной медицины, неоспоримым аргументом. Как многих уже не вернуть.
И на этой минорной ноте я мог бы закончить своё повествование.
Но знаете ли, жизнь меня разубедила.
«12 апреля 1961 года Юрий Гагарин полетел в Космос, начав его освоение», – расхожая фраза, вы все её слышали в старых чёрно-белых хрониках на праздник, в музеях, читали в учебниках и брошюрах.
Мне она в те дни вернула надежду. Вспомнив до буковки свои саркастичные слова о невозможности освоения космоса и химии, я понял, что чудеса случаются. Иногда они происходят для того, чтобы показать, что не всё потеряно для нас самих, даже если многое в жизни уже не подлежит ремонту. Так я и живу: на две смерти три чуда. Помните это, иначе утратите всякий смысл».
Профессор сказал, что занятие окончено и тихо сел на стул. По его резко снятым и с неосторожным стуком положенным на стол очкам, отведенному взгляду и медленному потиранию друг о друга ладоней было ясно, что вспоминал он всех тех, к чьим порогам чудо опоздало.