Шумно выдохнул сквозь зубы. Раздражение и бессильная злоба рвались наружу, и окружающим становилось опасно находиться со мной рядом. Я понимал это и крепился.
— Возвращаемся, — скомандовал я, вскочил на лошадь и тут же сорвался в галоп; услышал причитания за спиной, но не остановился — им же лучше, если я буду подальше.
А вот в лагере держаться сил уже не оставалось, и я лютовал, выплёскивая разочарование и какую-то детскую обиду на весь свет. На тренировке высшего звена задвинул пафосную речь о долге и самосовершенствовании, чувствуя себя при этом невероятно фальшиво, и только мерцающий на руке брачный вензель держал меня в относительной узде. Ведь раз он всё ещё на месте, значит, Алисия жива.
Порядки я наводил до самой глубокой ночи, после чего прочитал короткую лекцию по организации режима дня солдат на случай подобных проверок и отпустил людей отдыхать. Савьер следовал за мной мрачной горгульей, замирая на месте, едва я поворачивал к нему голову. Возврата солдат из отгулов придётся ждать несколько дней, а то и больше, а кроме лаза помощник ничего больше не нашёл. Вероятно, он чувствовал себя бесполезным. В этом мы были с ним похожи.
Когда я скомандовал возвращение в имение, патрульные едва нам платочками не помахали, выпроваживая высокое начальство куда подальше.
Я ощущал себя опустошённым, слабым, неспособным повлиять на события, что разворачивались буквально у меня под носом. Враги захватили женщину, которая была так мне дорога, а я не мог её найти. Да и самого неприятеля тоже. Хотелось выть и ломать вещи, метаться в бессильной ярости, да был бы с этого толк. Спустя столько времени с пропажи Алисии было бессмысленно её искать. Длань наверняка уже трижды её перепрятала. Оставалось лишь стучать во все двери в надежде, что за одной из них обнаружится подсказка.
— Ваше высочество, — встретил нас караульный у главных ворот Свейверси. — Гостья прибыла несколько часов назад.
«Кажется, одна из дверей приоткрылась...»