Не выдерживает, встает со стула, подходит к Даниле.
Проезжается пальцами по пиджаку, сжимает ткань, смотрит в глаза с нескрываемой мольбой. Не манипулирует. В очередной раз душу открывает. Читает в его взгляде неодобрение. Знает, что вот сейчас он может разозлиться — имеет право, но хочет успеть сказать.
— Я хочу у тебя учиться. Лекции слушать, на семинары ходить. Пожалуйста. Ты же знаешь — я умею быть умницей. Обещаю: никто и никогда не узнает, что мы…
Санта заверяет горячно, всё ускоряясь. Видит, что с каждым словом Данила становится всё более серьезным. Лицо каменеет. Скулы чуть движутся.
Осознает: она выбрала не ту дорожку. Хочет себя объяснить, а по сути давит на больную мозоль.
Но уже поздно. А ей безумно важно.
Она до последнего собиралась быть хорошей девочкой. Данила не один раз предупреждал, что брать его предметы запрещено. Даже без записи на лекции ходить не надо. Санта продержалась целый семестр. С завистью слушала рассказы однокурсников о том, что там у Чернова. И на второй семестр тоже даже смотреть в ту сторону не должна была, пусть сердце и обливалось кровью, потому что это для неё — огромное лишение. Она четыре года мечтала, что когда-то попадет на пары к нему.
Но когда пришла с индивидуальным планом на кафедру, разговорилась с методисткой, которая спросила, а как это умница-Санта не записалась ни на один предмет их любимого Данилы Андреевича, у той самой умницы-Санты будто забрало упало.
Она знала, что делает глупость. Когда вписывала свою фамилию в списки, руки дрожали. И сама не сказала бы, на что надеялась, но чувствовала себя несправедливо лишенной. Ведь все могут слушать Чернова. Только она одна — нет.
— Санта…
Девушка тараторила, глядя с искренней преданностью, Данила смурнел с каждым словом. Сомнений никаких: он всё это прекрасно понимает. Но в этом сложность их отношений. Они невозможны без лишений. Она сама на это согласилась…
— Дань… Пожалуйста… Пожалуйста…
А теперь злится на себя, на него, на судьбу… Хочет всё и сразу. Очень хочет.
— Санта…
Но даже по взгляду выбранного для любви человека читает, что «всё и сразу» ей не светит.
Данила обращается по имени, накрывает её руки своими, смотрит так, что понятно — она может хоть охрипнуть, моля глазами, но он не просто читать её умеет. Отказывать он тоже умеет. Даже ей.
— Сходи на кафедру. Скажи, что перебрала кредиты. Запишись на что-то другое. Ты не будешь слушать мой предмет. Это не обсуждается.
Данила говорил спокойно, а Санта всё равно чувствовала, будто скальпелем сердце вскрывает. Умом сама всё понимала, но нерационально не хотела признавать.