Иду на свет (Акулова) - страница 150

— Дань…

Санта окликает, но в ответ получает быстрый предостерегающий взгляд, который советует в данный момент заткнуться.

Но Санта слушает не все его советы. Сбавляет тон:

— Послушай меня, пожалуйста… — просит.

Нарывается.

Потому что развернувшись, он снова смотрит. На его губах — кривая и совсем не веселая усмешка.

— Лучше момента не придумала, да? Именно сейчас и именно здесь?

Его слова злые.

— Не торопись ты… — Санта выставляет вперед руку, одновременно как бы прося её послушать и от него ограждаясь. Он не враг, но сейчас ощущается таким.

— Что ещё не делать? — этот вопрос остается без ответа, а у самого Данилы вызывает новую улыбку. — Ну… Что у тебя стряслось там? Выкладывай? В чем ещё я виноват?

Его обвинительные вопросы бьют больно. Они пропитаны эгоизмом. «Там» — это по его версии в девичьей дурной башке.

И пусть понятно, что в том, как пошел разговор, её вина, но это не спасает.

Санта хлопает глазами и молчит.

Во рту как горько. На душе гадко.

Она неправа. Она затянула. Она начала не с того, но неужели первое, что лезет голову вроде как знающего её Данилы, только её тупость и какая-то идиотская блажь?

Неужели в его голове она до сих пор просто девочка, которая только и способна, что беситься с жиру?

Неужели он всё такой же посторонний, которому легче в сторону отойти, объяснив чужое поведение глупостью, чтобы не задело?

— Ни в чем. Ладно… — Чтобы не вывалить всё это ему на голову, Санта отступает. В прямом и переносном.

Делает шаг назад, захлопывается.

Хочет выйти, спуститься на улицу. Бродить. Может, плакать.

Просто отсюда подальше.

Попытка номер один оказалась провальной. Её вина. Будет ли вторая — неясно.

Но Данила не пускает. Поступает наоборот — делает шаг к ней, склоняется голову, щурится:

— Нет. — Запрещает. — Давай сейчас. Пришла — говори.

— У тебя работа…

На её невнятное бормотание реагирует ожидаемо — игнорирует, сверля взглядом. Он-то говорит четко: «ты об этом не парилась, когда вламывалась».

И отчасти он прав. Не парилась.

— На сколько откладываем? Год? Два? Бесконечность? Пока что? Ты не надостигаешься в статусе Щетинской? Пока я не отьебусь от тебя со своими предложениями стать Черновой?

— Материться не надо…

Санта просит, Данила шумно выдыхает, снова отворачиваясь.

Может и сам понимает, что не надо. Но его кроет. Это видно. Даже понятно, что не беспочвенно.

— Я тебя люблю, Санта. Я в тебя по самое не хочу вляпался. — Когда он снова смотрит и говорит — его тон немного спокойней. Он пытается настроить себя на конструктив. Он говорит слова, от которых ей должно стать теплей. Которые могли бы её расслабить и сгладить их неудачный старт. — Ты это знаешь. Но ты мне не подсказываешь, что мне, блять, сделать, чтобы ты наконец успокоилась? Что мне сделать, чтобы нас не качало? Я же тоже человек. Я тоже устаю. Думаешь, получаю большое удовольствие осознавая, что ты отдаляешься? Вот такой высоты стену выставила, — мужская рука рассекла воздух выше его головы. — Толстую, мать твою, не пробьешь. Спрашиваю: что тебе надо? Молчишь. Глазами хлопаешь. Как я догадываться должен? Мне нужно работать как-то. А я не могу. Ты душу мне отморозила своим холодом.