Скидываю одежду и становлюсь под холодный душ. Меня трясет, но я не могу понять отчего. Убеждаю себя, что мы всего лишь немного повздорили и страшного ничего не произошло. Эрик не умеет на меня долго злиться… Ведь я король Артур! Он остынет, и завтра все встанет на свои места.
Но задница едко подсказывает: «ни хрена…». По-русски, вставляя известные бранные фольклорные слова родного языка друга, прошу ее заткнуться.
Вода не помогает, мысли не покидают, а тело ноет, не желая смывать с себя его прикосновения. Закутавшись в большое кремовое полотенце, босыми ногами иду в комнату, ложусь на кровать и накрываюсь одеялом с головой. Фееричный семейный ужин с папиными хвалебными речами в мой адрес должен был стать самым запоминающимся воспоминанием сегодняшнего дня, но он померк…, став вдруг нелепой и несущественной… чьей-то чужой далекой трапезой, покрытой безразличным густым туманом.
Погасло все…
Все, кроме его слов…
Все, кроме его рук на моем теле…
Все, кроме него….
Глаза слипаются и уносят в потоки сна, густо окроплённые чешуйками воспоминаний. Страницы правды и грез путаются, вплетаются друг в друга, как стежки при вышивании и проявляют скрытие, потаенные в ветхом подвале сокровенные снимки…
Второй класс…
Школьный двор. Моя разбитая коленка, сжатые кулаки и сдерживаемые слезы. Эрик, обеспокоенно копошащийся вокруг меня и смешно надувающий щеки, пытается снизить боль и дует на рану…
— Не надо было оттаскивать! — возмущаюсь я. — Я бы ее добила!
Он не отвечает, только вздыхает и протягивает мне пакетик с двумя вишневыми пирожками. Один тетя Софа кладет для сына, второй для его боевой подружки. Но она не знает, что иногда оба достаются мне…
«Потому что ты не слышишь…. С первого класса не слышишь!» — кричит вдалеке голос.
Третий класс…
— Ты немного похож на Джона Смита, — оценивающе смотрю на друга, который демонстративно на меня обиделся и не поворачивает свою голову в мою сторону.
Его попытка пролоббировать Черепашек Ниндзя была высмеяна и властно отклонена. Поэтому, в то время как наши мамы пьют на кухне чай, мы в моей комнате смотрим Покахонтас.
— Думаю, да. Будешь в играх моим Джоном Смитом.
Тут мистер невозмутимость вскакивает, краснеет и пыхтит, как маленький возмущенный вагончик:
— Я Адамян Эрик Гамлет Рафикович!
Закатываю глаза и отворачиваюсь снова к экрану телевизора:
— Не хочешь, не надо. Найду себе другого.
А через какое-то время до меня долетает со вздохом:
— Буду.
«Ты меня слышишь, ау, там в танке?!..»
Седьмой класс…
— Дай списать математику. — ласково обращаюсь к моему неизменному соседу по парте.