Наблюдавший за тем Сисенанд был наименее оживлен в течение всей разыгравшейся сцены. Однако в уме и сердце его вспыхнул пожар в то же мгновение, как он увидел Урсулетту. Еще не оставив желания получить Амальду в жены, Сисенанд также воспылал и к Урсулетте. С той самой минуты он терзался, не зная, может ли он хоть каким-то образом получить обеих.
Однако время шло, а остров Уфрарим сделал счастливыми лишь Амальду и Урсулетту. Герминафрид и Билимер истощили свою фантазию, теперь желая лишь поскорее завершить задуманное, взглянуть на то, что воспоследует и заняться чем-то иным в местах не столь пустынных. Сисенанд же вынашивал планы, один другого причудливей, даже не представляя себе, насколько смехотворны плоды его воображения. То он крал в своих мыслях Урсулетту и прятал ее в лесной глуши, а на Амальде женился с позволения опекунов. То испрашивал благословения Билимера на брак с Амальдой, а Герминафрида же – на то, чтобы соединить свою жизнь с Урсулеттой. По крайней мере, не зная худшего, Сисенанд не мог себе представить, как дерзает заполучить одну или же обеих девушек силой.
Увы! Невинность Сисенанда не отвратила несчастья, но лишь отсрочила его.
Шумное веселье Амальды и Урсулетты вскоре утомило слух и взор колдунов, и, посовещавшись лишь друг с другом, они объявили, что в конце же недели должна состояться свадьба. Сисенанд, по природной угрюмости своего характера, с годами возросшей из-за постоянного пребывания в глуши лесов, не задал ни одного вопроса, но в глубине души принялся терзаться пуще прежнего. Маги полагали, что невеста, назначенная Сисенанду чуть менее двадцати лет назад, не может быть заменена другой – не для того Билимер растил Амальду, точно собственную дочь. Урсулетте же после того, как она выпьет и потанцует всласть на свадьбе подруги, надлежало вернуться в родной дом – хотела ли она того или нет, полагала ли, что еще осталось, кому ждать там ее, и какая жизнь может предстоять тридцать лет назад сочтенной мертвой графине.
Магам роль богов нравилась куда больше роли королей. Билимер полагал свой поступок чистым милосердием, тогда как Герминафрид, как Господь, желал лишь наблюдать.
В одну ночь колдовством Билимера и Герминафрида на острове Урфрарим была воздвигнута церковь из черного мрамора, с алтарем и всеми прочими надлежащими атрибутами, однако ж искаженными непрочной памятью магов, не ступавших в Божий храм с раннего детства. Сисенанд и Амальда были поражены величием и красотой церкви, одна Урсулетта почувствовала, что находится в месте если не порочном, то уж по крайней мере бессмысленном – каким бы ни был приятным взгляду храм, не чувствовалось в нем ни благодати, ни уюта, и невозможно было вообразить, чтобы здание это удалось приспособить хоть для какого-либо дела. Слишком холоден, чтобы жить или держать скот, слишком пуст, слишком мрачен, чтобы возносить молитвы и ждать ответа Бога – разве что какого-либо алчного, злого бога.