Я прохожусь от одного угла к другому, потом подбираюсь к окну: двор застелен снегом, только вот восторга, как в детстве, это белое покрывало более не вызывает. Возле соседней парадной крутятся, что-то яро обсуждая в сопровождении размашистых жестов, дворники с лопатами, а детей на площадке так и не видно: островок беззаботности пустует. Мертвый, безрадостный район.
Я усаживаюсь за стол в надежде хоть что-нибудь выплеснуть на бумагу. Поначалу нечто даже и получается. Нечто то ли поэтическое, то ли… Подобие жалоб – я понимаю то, перечитав целиком абзац после того, как долгое время не смог сдвинуться с места. Это эмоции управляют мной, собираясь заявить о себе, как об отдельных личностях, всему миру. Как можно оставить не равнодушного тебе человека на растерзание одиночеству, а самому в радости встречать праздник? Одно дело, когда ты сам самим собой героически жертвуешь, и совсем другое, когда тебя, распоряжаясь тобой, жертвуют… Я безжалостно стираю все написанное и выключаю ноутбук, в нытье потеряв интерес к писательской деятельности. А каким должен быть идеальный новый год? Конкретного представить не могу. Может, поэтому никак и не складывается праздник?
Часовая стрелка приближается к двум дня. Я наскоро одеваюсь и уже минут пятнадцать спустя запрыгиваю в вагон метро.
– А ты как будешь праздновать?
Он пожимает плечами, удобнее разваливается на диване, сонно потягивается, потом поднимается, открывает бутылку пива – пиво шипит и пенится, испуская хмельное зловоние, – и протягивает мне вторую. Я ловлю себя на мысли, что к его имени как нельзя кстати подошла бы густая ухоженная борода, однако его худенькое тело…
– Ну, с наступающим тебя!
– С наступающим!
Улыбаясь, мы чокаемся, делаем по глотку. И тут меня неприятно пронзает мысль: пожелание школьного товарища с наступающим новым годом звучало куда более искренне, чем от Карины, с которой я планировал жизнь и с которой в ночь волшебства я ни за что не увижусь. Друзья и знакомые ведь…
– Чего кислый-то?
Порыв рассказать о людях-идиотах, о том, как жестянкой накрылся новый год, я героически сдерживаю: это ж насколько следует низко пасть, чтобы пуститься поливать грязью человека, которого называешь любимым?
– Да так, настроения никакого.
– В новый год?
– Ну да. Ты ведь и сам выглядишь не слишком-то веселым, даже подавленным.
– Да нет же, у меня полный порядок, – Борис тянется за сигаретами и закуривает прямо на кровати. Я сижу возле компьютерного стола на старом потертом кресле, местами ободранным, какое лет двадцать назад с гордостью купили его молодые родители, найдя в нем новинку, что улучшит их жизнь.