– Приходи ко мне завтра, – успокоившись, она все еще не поднимает голову.
– Завтра?
– Ну да.
– Разве родители не будут дома?
– Они должны уехать по делам. У нас будет часа два. Я напишу, когда тебе выходить, хорошо?
– Хорошо.
– А теперь поедем домой?
– Поедем.
Она целует меня в губы, как будто приласкивая бездомную кошку. Глаза заплаканные, лицо будто бы опухшее. Губы мокрые. Солоноватые…
Униженные друг другом и пронизанные оскорблениями, мы, скрывая рыжие осадки на душе, двинулись в сторону метро – единственному способу добраться до дома под оглушающий шум стремительно несущегося по туннелю поезда. Темные густые облака не пропускали блеклый диск ранней луны, и, если бы не сияние фонарей, город утонул бы в такой кромешной тьме, что лица друг друга и вплотную было бы не разглядеть.
– Нет, не получается пока, да и вряд ли сегодня вообще получится. К нам гости должны приехать, а у меня так много дел, что я ничего не успеваю. Да еще и на нервах все…
Этих гостей, неосознанно выталкивающих меня на обочину мира, забирающих мой источник счастья в значимый праздник, не видя в лицо, я уже ненавижу всей душой. В остервенении я комкаю тетрадный лист. Откидываю его что есть силы в угол. Бумажка ударяется о стену, падает на пол. Руки взмокают. Я пялюсь на старую дверь в комнату, которую запросто можно выбить плечом, и мысленно упрашиваю ненавистных соседей не выбираться в коридор еще несколько минут, чтобы их дети не закричали, не забегали, чтобы она не догадалась, в каких условиях я живу…
– Но ты ведь обещала.
– Ну не получается, что я могу сделать? – В нетерпении огрызается она. – Мне надо помогать маме. Не могу больше говорить. И так все на нервах.
Тут как кстати возникают голоса на фоне, по каким становится ясно, что по ту сторону телефонного провода, новогодней атмосферой не пахнет. Раздражение, упреки, повышенные тона…
– Ладно, я пойду. Уже надо. С наступающим.
– И тебя с наступающим.
Да плевать на ее “с наступающим!” Не значит оно ничего, ровно также, как и мое. Фраза без души. Мертвое клише, в каком уже никогда не разгорится искорка счастья. Я вдруг вспоминаю, как в самом конце осени, в преддверии зимы, когда мы встречали под одним одеялом ранние сумерки, она завела разговор об одиночестве. Вот и оно, одиночество. Ничего ужаснее и не придумать. Ни семьи, в которой так долго рос, ни друзей рядом, ни девушки. Новый год будет встречен в пределах четырех фисташковых стен, в полупустом помещении, проклиная все и вся, слыша радость всей страны, всего мира, смешивающуюся с разрывом салюта… После полуночи, когда отправлю поздравления самым близким, тут же лягу спать, твердо и обиженно решаю я.