Проходит больше десяти минут, а я все еще несу службу каменным солдатом, даже не смея взглянуть на циферблат часов. Каждый раз, как открывается дверь, я замираю испуганным зайцем в надежде увидеть ее, но из раза в раз меня застает крошечное разочарование, потому как вместо нее выползают из-под дверного свода толстых стен чужие…
В очередной раз открывается дверь, только медленно, словно толкает эту непосильную железяку худенькое, слабое тельце, требующее особой защиты… Немного растерянная, в черном тонком пальто, в голубоватых джинсах, светло-белую шею окутывает темно-красный шарф, подобранный под берет, с правого плеча неуклонно тянется вниз тонкий ремешок сумочки. Она выходит медленно, робко оглядываясь по сторонам, будто страшась, что я не дождался… Я делаю несколько широких шагов навстречу, и, заметив меня, Карина тут же расцветает. От прежней растерянности больше ни следа, теперь на ее лице цветет искренняя улыбка, сеющая теплоту в самый центр груди.
– Прости, пожалуйста, не хотела задерживаться, но… Пришлось маме помочь. Я торопилась как могла, правда…
– Не надо, – прошу я, предостережено отступая на шаг назад. Огромные черные зрачки ее проливным ливнем льют недопонимание. Аккуратно и вместе с тем трусливо, как будто сильный ветер дует ей в спину, но она, всеми силами удерживаясь на ногах, тянется ко мне…
Я вытаскиваю из-за спины букет. Теперь цветы, благоухая между нашими носами, отдают с честью свои последние деньки. Груди наши касаются обертки букета…
– Какие замечательные… – Тихо шепчет, пораженная приятной неожиданностью, она, не отрываясь от цветов.
Я в последний момент успеваю отвести букет в сторону, чтобы тот не сделался раздавленным. Карина прыгает мне на шею, крепко обнимает. Глаза ее закрыты, я чувствую то интуитивно, и знаю, что, как только установится зрительный контакт, они восторженно засияют, а, может, вдобавок еще и наполнятся слезинками бессмертного девичьего счастья…
– Тебе нравится?
– Спрашиваешь! Ну конечно же! Нравится! Очень нравится! Как ты догадался, что именно пионы?
– Да у тебя на глазах написано, всякий раз, как мы проходим мимо цветочной лавки, ты любуешься именно пионами…
– Мы ни разу не заскакивали в цветочный, – недоверчиво ворчит она. – Нет, на полном серьезе, как угадал? – Словно поющая русалка, она очаровывает меня загадочно-требовательным взглядом, от которого в голове приставучими мухами жужжат мысли об обязанности во всем признаться.
– Полина сказала, – стыдливо сдаюсь я. Тот разговор с Полиной дался мне с огромнейшей неприязнью, но ведь иных вариантов не было, а искать оригинальность букета среди банальных роза или тюльпанов, которыми сегодня заполнен весь город, я не возжелал.