– Кого это идти со своим поколением нога в ногу? Стареть с ним, с миллионом таких же людей? Какого осознавать собственные изменения во времени, собственное старение и несовершенство, глядя на деятельность своего поколения? В двадцать три года кажется, будто столько всего позади, и не зря. Правда, там, за плечами, куча всего, что можно с приятной тоской поднять из чертогов памяти, но есть люди намного старше меня. Каково им? Тем, кто уже похоронил своих родителей или даже друзей детства? Какое же волнение охватывает их, когда они случайно или намеренно задумываются о том? И не бегут ли они от самих себя, чтобы не слететь с катушек, чтобы укрыться от собственного возраста?
– Не отвлекайся, – полушутливо напоминает об игре Карина. По ее горящим интересом глазам я понимаю, что сейчас она живет одной мыслью о победе в картах. Я не думаю поддаваться, но и обрывать поток рассуждений не намерен.
– Вот так и идут года… Иногда я задумываюсь о бессмысленности всего насущного и пустякового, и меня, как писателя, охватывает немеркнущий страх, потому как начинает казаться, будто все написанное мною не более, чем очередная бессмыслица, которую никого не согреет, не потревожит. Ты назовешь это неуверенностью, но это нечто большее… А иногда вообще кажется, будто из-за написания романа я упускаю жизнь, потому как… Я словно живу на собственных страницах или в собственных фантазиях и сюжетах, и иногда мне кажется, будто писательство – неизлечимая болезнь вроде шизофрении. А кто хочет болеть? Люди столько таблеток придумали, чтобы уберечь здоровье, а я…
Глаза Карины заблестели, смеющиеся губы растянули широкую улыбку, и она, словно все сказанное мною прошло мимо ее ушей, на задорной ноте выдала:
– Ну что! Я выиграла! Выиграла! А желание… Придумаю потом.
– А мы играли на желание?
Растерянно спрашиваю я, на что Карина, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от пустяковой радости, задорно выдает:
– А как же! Конечно же! Играли на желание, и ты проиграл! Я уже и со счета сбилась… Это сколько же я должна загадать тебе всего? Ну, очень много, когда-нибудь со временем…
– Тогда я беру реванш.
– Постарайся без размышлений, – с иронией поддевает она, отчего сознание мое покрывает тихая волна уныния: почему она не воспринимает мои рассуждения всерьез? Почему она остается верной дурацкой игре, а не останавливается и не принимается рассуждать вместе со мной? Неужели разницы в три года достаточно, чтобы настолько кардинально различались мировоззрения? А дело ли в прожитых годах? Или, может, всему виной способность воспринимать мир? пропускная способность фильтра, предназначенного для отсеивания черного и белого и бесконечности прочего…