– Кого вы ждете? – Вдруг ни с того ни с сего спрашиваю я, облокачиваясь о стену, когда, в сущности, мне плевать на все.
– Дядю.
– Того самого, который бизнесом занимаемся?
Она кивает, все также покусывая губы.
– А представляешь, какого это. Вот есть у тебя своя кофейня, – вдруг пускаюсь выражать давно надуманное я, – а в ней работают люди, которых ты, словно собственных детей, воспитываешь и обучаешь. И вот так со временем они становятся родными, а потом… А потом они вынужденно прощаются с тобой в поиске нового счастья, и никакие деньги их уже не удержат, потому как у них есть цель, и результат той цели они всеми силами стремятся заполучить… И так вот кофейня становится для тебя не только заработком, но и действующим воспоминанием, частью жизни…
– Уже думаешь свою кофейню открывать?
– Было бы неплохо, – опечаленно усмехаюсь я, зная, что на подобное дело потребует, как минимум, миллиона два. А где же столько заработать в кратчайший срок?
– А что со свечами? Ты так ничего и не рассказал! – Вдруг упрекает она, уставив руки в боки. Не в том я настроении, чтобы сейчас сосредоточенно объяснять нечто значимое, по-настоящему серьезное, то, что однажды обязано обратиться в часть моей жизни. Она все равно сейчас не удосужиться выслушать меня в полной мере. Все изречения пролетят мимо ее ушей, ведь она так напряжена, боится родительской строгости: как только распахнется дверь за ее спиной, как только появится один из родителей, она сразу же погонит меня, не задерживаясь на прощании… Нет, подобные объяснения требует отдельных минут спокойствия и неторопливости.
– Как-нибудь в другой раз. Если бы ты пошла со мной на прогулку…
– Ну, Андрей, – ноюще протягивает она, устало переминаясь с одной ноги на другую. – Я устала, сейчас приедут гости, мне надо еще подготовиться…
Она уже и не скрывает, что дальнейшая прогулка накрылась медным тазом, безэмоционально замечаю я. Однако вечер завершать в полном одиночестве никакой охоты. Так куда же отправиться, в каком приюте пристроить собственное тельце?
– Хорошо, – отрываюсь от стены, демонстрируя неуверенное намерение уйти, Карина лениво, зная, что никуда я так вдруг по волшебству не исчезну, сжимает мое запястье. Где-то в глубине души она не желает меня отпускать, но все оно пустое, потому как та глубина обречена никогда и ни за что не озолотится солнечным светом…
– Ну, только не грусти, пожалуйста, сегодня такой день…
Она нежно целует меня в губы и затем растягивает смешную улыбку, выражающую желание развеселить трудный час. Каждая линия на ее личике игрива, беспечна и беззаботна. Удобно, думаю я, оставаясь холодным и мрачным.