Она с силой сжимает мою руку. Еще. И еще раз. Как манжета тонометра. Молчит. И я молчу, делая вид, будто в самом деле заинтересован домами, что ничего другого для меня более не существует. На пути нашем почти что никто не попадается, Невский проспект как будто оттягивает на свои владения всех прохожих с близлежащих улиц. Нам же пустынность на руку: мы можем позволить себе не прятаться от посторонних глаз, не накрывать истинные эмоции плотными покрывалами, чтобы никто посторонний не набросился с осуждениями…
– Я опять… Опять так грубо и незаслуженно на тебя набросилась… Что же на меня все время находит?
– Проехали.
– Ты обижен?
– Нет.
– Ну как же! Я чувствую… – Она вдруг замирает, вытягивает ладошку перед собой, ловит каплю, рассматривает ее, а потом с удивлением и тихой радостью ребенка выдает. – Первый дождь после зимы?
В глазах ее белым искрится торжество. Я ловлю себя на мысли, что и сам где-то в глубине души радуюсь дождю, намеренно оставаясь при этом каменным.
– Зайдем в кафе. Переждем.
Мы поспешно оставляем квартал за спиной, забегаем в кофейню – волосы все же промокли. Я подталкиваю Карину к кассе, чтобы скорее заказать горячий кофе. Нас встречает с натянутой улыбкой курносая девушка с осветленными прядями. Сделав заказ, я, властно оценивая обстановку, с мечтательностью поэта замечаю, как гости кофейни пучат в окна зачарованные глаза, наблюдая завораживающее падение капель с серых небес. Конечно же, это только поэтическая юношеская мечтательность, ведь никто из гостей кофейни не увлечен погодой… Но пусть эта чудесная мечтательность цветет вечно!
Невозможно жить в террариуме. Человек, развивший в себе в ходе длительной эволюции способности мыслить анализировать и сравнивать, никогда не смирится с искусственностью. Иногда мир представляется мне каким-то нереальным. Иногда кажется, словно живу я в другом, отдельном мире, собственно выдуманном. Литературный мир – мир мечтателя… Изредка я останавливаюсь в кафе, вижу на улицах, везде, где только можно, как мои сверстники, люди старшие и младшие меня, смеются наперебой, шутливо спорят, проводят совместно молодость, вместе грустят и добиваются нечто значимого в бизнесе или… Я не могу представить себя ни в одной компании: просто кажется, будто нигде моего места нет, и все тут. Моя таблетка от печали, мой ускоритель скучного времени, мой лучший друг – мое творчество. Вот и возникает ощущение пребывания в разных реальностях, однако оно меня не тревожит, потому как я помню о Карине, потому как она что-то вроде маяка, благодаря которому я выбираюсь из мира художества. Ее одной хватает, чтобы осчастливить мою нелюдимую натуру. Один человек заменяет весь мир. Это понятие я воспитывал в себе с подросткового возраста, воспитывал, потому что нравилось, потому что видел в нем изящество, благородство, потому что не признавал метание туда-сюда, чтобы испить чувств и там, и тут…