– Вы, правда, считаете жизнь писателя, ну, мою, в частности, интересной?
Подперев подбородок руками, незнакомка по-доброму и тихо рассмеялась. До чего же нелепы мои вопросы. Лишь бы спросить! Рядом с ней я последний дурак. Она само величие, божество, у которого выпрашивают молитвами все благополучия и чудеса…
– С вашей жизнью я не знакома, но ваши мешки под глазами… Они ведь не от тусовок и бессонных приключений? Много работаете?
– Много. Ночью и днем.
– Как самоотверженно!
Она, думает, что я зарабатываю на жизнь писательствам, и именно то ее восхищает, догадываюсь я, ее восхищает, что есть люди, которые не побоялись вырваться из замкнутого цикла рабства, которые добились достатка благодаря индивидуальности и творчеству… От самого себя неприятно: я вот-вот огорчу ее, дерзко стащу на землю с небес восхищения.
– Не совсем. Порой я пушечное мясо. Моей молодостью пользуются коллеги. Я врач. Ветеринарный врач.
Она улыбается так широко, с такой ребяческой радостью… Белые зубки блестят. Искренность девушки рассказывает намного больше, чем могли бы вместить в себя слова.
– Вы, наверное, очень любите животных?
– Любить недостаточно. В моем деле, чтобы грамотно выполнять работу, критически недостаточно любить зверушек. В первую очередь, я руководствуюсь знаниями, а в самую последнюю – люблю.
– Ваши суждения интересны. Нет, правда! Замечательная позиция! Но, знаете, о чем мне хочется вас попросить? – Я с удивлением гляжу на нее, чуть наклонив голову. – Расслабьтесь! – Смеется она. – Я хотел попросить что-то из вашего искусства…
– Заметку о вас? – Подхватываю я.
– Было бы просто чудесно! Можно? Можно я почитаю? Интригует ведь, как видят тебя со стороны. Тем более авторы, – скромно восторгается она. От нее так и исходит солнечная аура, но лучи ее не обжигают, нет, наоборот, пригревают, приманивают, лелеют и холят…
Ее интересует… Интересует творчество незнакомца. Интересует на полном серьезе! Настолько, что она готова вырвать из рук моих записную книжку… Уже от одной просьбы показать я готов пуститься рассказывать ей обо всех планах, а затем и вовсе отвести за ручку в страну собственного творчества… Я открываю записную книжку на последней записи. Шуршание исписанных тяжелых страниц ласкает слух. Мельком пробегаюсь по написанному и после осторожно, смиряя волнение в крови, протягиваю.
Откинувшись на спинку стула, она читает, держа перед собой двумя руками записную книжку.
– И представить не могла, что… Неужели вы, действительно, видите во мне столько изящества?
– В вас я не заметил ни капли черноты…