Весь заинтригованный, я показал Эдуарду путь к ближайшему кафе-мороженому, а сам вошёл в почту-телеграф, хорошо помня с прошлой субботы, что в переговорном пункте мне ловить нечего. Скво за стойкой сидела вроде бы та же самая, что неделю назад, а брюнет, с которым она трепалась, на этот раз был другой – лысый и без мотоцикла. Так что то, что он брюнет – чисто моя догадка. Может, и блондин с золотыми зубами. Я написал на бланке номер телефона своей ручкой, той самой, которой записывал французские слова, чтобы их зубрить на работе. Скво, увидев, как я достаю свою ручку, посмотрела на меня с уважением, прервав на минуту оживлённую беседу. Вероятно, от большого уважения она нажала на какие-то неведомые мне рычаги, так что я ждал соединения не более 20 минут. Телефон в Москве не отвечал.
Я вышел на залитую жарким солнцем улицу. Эдуард уже вкусил местного мороженого, судя по его виду, больше не хотел, перетаптывался с ноги на ногу в ожидании меня.
– Ну и что у нас за дело? – спросил я.
– Вон там, – кивнул он в сторону фотоателье. – Пойдём.
Мы направились в сторону фотоателье, причём я никакого недоумения по поводу цели нашего визита туда не высказывал – не потому что мне было не любопытно, а потому что в голове всё ещё ворочались слова, которые я приготовил для разговора с супругой. И которые я вряд ли бы решился произнести, если бы соединение состоялось. Ораторствуя мыслено, про себя, я был прекрасен, я был Цицерон, от моих тирад камни плакали и раскалывались на части. Начиная произносить всё это вслух, я мямлил, запинался, забывал, о чём собрался говорить, становился жалок и никчёмен. И поди разбери, в каком качестве я был самим собой.
Я прекратил спор с супругой только когда мы с Эдуардом ступили на порог фотоателье.
– И на фига мы сюда припёрлись? – спросил я, озирая убогий интерьер: стул, фотокамеру на штативе, в рамках на стене – соцобязательства и портрет Яна Гиллана в обнимку с каким-то местным.
– У меня к тебе большая просьба, – сказал Эдуард.
– Какая же?
– Сфотографироваться со мной.
– На хрена? – после мысленных дебатов с супругой, где последнее слово, конечно же, осталось за мной, я не сразу мог переключиться с экспрессивной лексики на общечеловеческую.
– Можно, я тебе на обратном пути объясню? Ты, не думай, всё за мой счёт.
Откуда-то появился фотограф – старик армянин. Ни о чём не спрашивая, от сделал своё дело и велел прийти за фотографией через неделю.
Призрак супруги окончательно растворился в тёплом морском воздухе. Мы направились в сторону лагеря.
– Требую объяснений, – сказал я.