– Виктор Олегович! – продолжал полковник Передастый свою филиппику. – Объясните трудовому коллективу, как же вы могли дезертировать сегодня с трудового фронта? Вы же молодой человек! Это у меня всё позади. А у вас-то всё спереди! Как же вы будете дальше жить – совершив у всех на глазах такой опрометчивый плевок в свою трудовую биографию и во весь остальной трудовой коллектив?..
Нет, всё-таки это чересчур, подумал я. Даже для законченного урода. Даже для самого ублюдочного онаниста. Должен во всей вселенной найтись хотя бы один человек, который скажет ему: ты, Витя, был неправ, но вот тебе моя рука. Иди и больше не греши.
А иначе он не исправится. Озлобится на весь белый свет и ночью зарежет Гариков. Изнасилует Дашу. Украдёт деньги из бухгалтерии, подставив полковника Передастого.
Вот что: я сегодня на сон грядущий разучу парочку строф из «Евгения Онегина», выбрав такие, где не будет ярко выраженного сексуального подтекста, и завтра на работе мы с ним поговорим о поэзии. Разберём, что поэт имел в виду. Заодно поделюсь с ним модной теорией, что Пушкин под Евгением Онегиным вывел своего приятеля Катенина, чтобы отомстить тому за злобную эпиграмму. Если он действительно – московская интеллигенция, то должен оценить.
* * *
Ночью Витя собрал вещи и уехал в Москву, на рассвете уехал, ни с кем не попрощавшись. Вместо него нам в бригаду поставили приехавшего накануне пожилого работягу Саню с биофака, где он присматривал за какими-то насосами. Саня оказался курящим, поэтому теперь всякая наша работа, даже, сказал бы, всякое телодвижение начиналось с перекура. К перекуру прилагалась непременная дискуссия между Саней и дядей Ваней. Примерно такая:
– А… может, не надо эти щиты олифить? Олифа-т отойдёт, не впитается.
– Может, и не надо. Да им-от виднее. Оне начальство, газеты читают. А мы – рабочий класс. Нам что скажут с этими штуками делать-то, мы и делаем. Скажут в море выкинуть, мы и выкинем…
– Прально! И по морю – в первое ущелье, армянам продать…
– Да нет, оне утонут в море-т.
– Чего же оне утонут, оне ж деревянные!
– Ну что ж, что деревянные! А тяжёлые каки…
– Ну, чурка тож тяжёлая – а не тонет! Плывёт!
– Так то чурка. А щит – утонет.
– Да не утонет!
– Утонет!
– Не утонет! Лодка вон спасательная – на что тяжёлая, мы её вдесятером толкали. Не тонет, сука, плывёт!
– А щит утонет!
– Не утонет!
– Утонет!
– Не утонет!
– Утонет!
Дискуссия могла продолжаться ещё невесть сколько, но на горизонте показалось начальство: полковник Передастый, а с ним ещё какой-то незнакомый мужик в добротном спортивном костюме. Саня судорожно затоптал окурок и схватился за щит. Начальник и мужик приблизились к нам, но занимали их не наша трудовая дисциплина, а стройматериалы, сложенные под оградой спортплощадки.