– В общем да, но я бы предпочел, чтобы ты за осквернение русского языка получил пятнадцать суток ареста. Правда, справедливости ради, надо вспомнить о спорных и не совсем понятных «заведомо недостоверных сведениях» и «тяжких последствиях» которые они могут повлечь, – попытался придать объективность своей позиции Боровский.
– Ну тогда скоро СМИ будут писать только о цветочках и птичках, ибо «великий русский» можно трактовать как угодно, я уже не говорю о непредсказуемом: «как наше слово отзовется». Бред какой-то! – возмутился Сартаев.
Все замолчали.
– Власть сплошь и рядом ведет себя неуважительно по отношению к народу, – гневно продолжал Сартаев. – Причем не просто неуважительно, а цинично неуважительно, неуважительно извращенно. И ничего. Смотрите, как избивают, а потом еще и сажают участников митингов за брошенный в сторону омоновцев пластиковый стаканчик. Очевидно, что на самом деле речь идет об усилении политической цензуры, объявляющей противозаконной любую критику власти, о запугивании людей. Ведь до чего дошло: обыскивают квартиры не только родственников, но и соседей фигурантов политических репрессий, чтобы инакомыслящим не давали прохода даже во дворе.
– Ладно, хватит вам критиковать власти, да еще в моем доме, а то вызову сейчас росгвардейцев и ваш праздник закончится, – вмешалась в разговор Стеша. – Лично я за советскую власть или как она у нас теперь называется… Всех призываю в свидетели, что лично я «одобрямс» любую власть, в особенности нынешнюю, и готова расцеловать ее во все места. Устраивайтесь поудобнее – сейчас будет дефиле женского эротического белья. Это, уверяю вас, куда интереснее разговоров о политике.
Стеша панически боялась спецслужб, хотя никогда не имела с ними никаких дел. Похоже, это был страх на генетическом уровне.
***
После вечера Валерий Николаевич привез Машу к себе домой. Та восприняла это как нечто само собой разумеющееся, только посетовала: «Как же я без зубной щетки и тапочек?»
– Об этом не беспокойся, чего-чего, а уж этого добра у меня полно, причем со всех концов света.
И действительно, из каждой заграничной поездки, а Валерий Николаевич был заядлым путешественником, он помимо всего прочего привозил тапки, шампуни, зубные щетки и тому подобное, что по той или иной причине не успевал использовать в гостиницах.
– А я нигде не была, ну, в смысле за границей, – жалобно, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку, сказала Маша, и лицо ее стало таким грустным, что Валерию Николаевичу тут же захотелось устранить это досадное недоразумение.