Установив таймер на тридцать минут, я положила телефон на стол и отошла к креслу, где до этого сидела, укутавшись в плед, рядом лежал потрепанный томик по зельеварению, авторство одного героя-мага, который неожиданно стал антигероем, и это Андре Иль Салетте.
Его основным направлением было зельеварение, и не для житейских нужд, а для лечения. Проще говоря, он фармацевт-зельевар.
Согласно этой книге, это зелье, точнее эффект от него, зависит от дозировки и времени, через которое оно принимается. И выбрав сто кубиков и тайм-аут в тридцать минут, мы приняли решение наблюдать за ним, и если будут какие-нибудь изменения, доза останется в прежнем объеме, если нет, то будем увеличивать на десять кубиков.
– Головой понимаю, что в твоем состоянии разговоры не помогут, – закутавшись в плед, я вновь устроилась на кресле, – но интуиция советует все же пойти наперекор голове и поговорить с тобой. Надеюсь, что ты там ничего не слышишь, и я просто буду тебя использовать в личных целях. Мне надо выговориться, но если вдруг ты каким-то чудом услышишь и запомнишь эти слова, и будешь кичиться тем, что я тебе это рассказала, то я буду все отрицать. И мне поверят. И так, по опыту знаю, что в критических ситуациях люди становятся ближе, обычно такая связь очень крепкая, но мне кажется, что она ненастоящая, поэтому я подобное не люблю. Выглядит так, будто тебя просто поставили перед фактом, и ты не имеешь право выбора. И в тот вечер я была не права, ответила слишком грубо, но это было из-за вот этого сближения во время критической ситуации, в которое я не верю. И, черт, ты был прав, – я вспомнила его слова, что когда мне нужна его помощь, я добренькая, а как он задает ненужные вопросы, то сразу пошел на хрен. Он прав. Я не говорила это вслух, но об этом подумала. Тим оказался прав. – Прости меня, если бы я не испугалась в тот вечер, если бы не ответила так грубо, ты бы не ушел и заметил манипуляцию с настроением, меня бы не похитили, а ты не оказался бы сейчас в таком состоянии. Я виновата, это все из-за меня, – я замолчала, сжимая переносицу, чувствуя, что вот-вот заплачу.
Вот так в тишине самое сложное – изливать душу.
Ты один. Вокруг тихо.
Слышишь только себя, ты видишь только свои картинки и переживаешь все это заново.
Но в этом может и прелесть. Ты заново все пересмотрел, прочувствовал и отпустил. И тебя больше на людях не схватит дикий приступ жалости к себе.
Вздохнув, я продолжила, потому что не могла остановиться:
– Господи, во что я вляпалась? Я знала, что поездка будет рискованной, но даже подумать не могла, что меня попытаются принести в жертву, чуть не убьет отрог, что буду сотрудничать с гвардейцем, что объявятся Саймон и Зен, и один будет убеждать меня в том, что прекрасно знает, как я жила, а другой просто похитит и снесет к чертовой матери мою защиту. Это все можно было представить, но то, что я спустя столько лет все же найду своего отца, было менее вероятным.