– Аксана Даль? Это она? – я не стала ходить вокруг да около, если я ошибаюсь, и он все-таки не мой потерянный отец, хочу знать это прямо здесь и сейчас.
– Я… – он опешил, да я бы на его месте не только опешила, я бы охренела.
Выключив плиту, Арнест не спеша повернулся ко мне лицом, развязывая фартук за спиной. Пока он разворачивался ко мне, у него внутри все перевернулось, тысячи вариантов пролетели в его голове, миллионы слов, стянутые в бесконечные мямлюющие предложения, но, когда наши глаза встретились, все идеи отошли на задний план. Я открыта к разговору и мне не надо выдумывать небылицы. Пройдя мимо меня, Арнест плотно закрыл дверь на кухню и снова обернулся ко мне, только в этот раз в его глазах была надежда.
– Арнест, просто скажите, ты мой отец или нет?
– Зря я забыл, кто на самом деле твоя мама и, как сильно ты на нее похожа. Я хотел с тобой поговорить уже дня три, но все не находил момента. То ты пропадешь, то твой друг при смерти, то задание, которое мне не нравится, на которое ты все равно пойдешь, ведь ты, как мама. Я еще не объявил себя отцом, а уже веду себя как он, – Арнест отбросил фартук в сторону и встал напротив меня, скрестив руки на груди. – Как только я понял, кто ты и чья дочь, то наблюдал за тобой, искал хоть какие-то схожие со мной черты. Ты хорошо прячешь то, что творится в голове, насколько бы ты не сходила с ума, ты можешь этого не показывать, если того требует дело. И ты очень складно врешь – это я про наше знакомство с тобой. Наверное, в меня. Но также я заметил, что тебе нужны факты и доказательства всего, что ты видишь, только как мне доказать, что я твой отец, если сравнение сомнительное? В общем, я сделал ДНК-тест, результаты получил три дня назад и…
– Ты мой отец? – Арнест сам удивился моему вопросу, точнее тону, которым я это спросила, обычно так дети спрашивают у родителей: «ты правда купишь мне шоколадку? мы правда пойдем в кино? ты правда отпускаешь меня одну?»
Я спрашивала с надеждой.
– Да.
Все, у кого не было отца, меня могли бы сейчас понять, ведь каждый из нас представлял свою встречу с ним. Особенно этот разговор, в котором важен лишь один вопрос и ответ на него.
Мой вопрос – его ответ.
Мой ли ты отец? – это важно.
Каждый представлял, как будет реагировать на это: кто-то бросится лить слезы счастья, кто-то бросится обниматься, многие будут кидаться проклятиями, ибо он бросил, оставил одних, ушел. Не буду судить тех людей, у каждого своя судьба.
Я думала, услышав «да», расплачусь, сползу по стенке, истерично смеясь и рвя волосы на своей голове, и будет непонятно, то ли счастлива я, то ли расстроена. Но то, что думала, и то, что произошло, это совсем разные состояния. Не было слез, глупых театральных сползаний по стенке, что были лишь бреднями подростковых мечтаний.