–Папа, мы ее не выкидывали…папа, мы не виноваты…это Пашка…это он на нее наступил…Папа, отстань, я гулять, Настька ее отнесла… – жалкий в своем испуге Мишка попятился было к входной двери, но батя цепхо ухватил его за ворот куртки.
–Куда?.. Когда?.. Кто отнес, зачем?.. – налитые кровью Серегины глаза метали такие грозные молнии, что Мишка не нашел ничего лучше, как зашмыгать носом и пустить обильную детскую слезу, распаляя сам себя на рыдания все больше и больше. Отчаявшись добиться от расстроенного ребенка членораздельного ответа, отец ослабил хватку и рыдающий уже в голос Мишка вырвался на свободу, в отчаянье распахнул дверь настежь и поскакал по коридору, пугая своим воем соседей.
–Маркиза, ксс-ксс.., – окончательно теряя надежду, прошептал Серега в тишину.
Настя застала отца сидящим на пороге с остекленевшим взглядом. Суровая и жестокая реальность потихоньку скручивала его зачерствевшее от вечного одиночества сердце в холодный и мерзкий комок.
–Где она? – подняв на дочь красные, но сухие глаза, спросил он, впервые в жизни вызывая в ее душе что-то похожее на жалость. Настя хотела было соврать во благо и уже подготовила оптимистичную историю про кошачью весну, но что-то заставило ее тяжело выдохнуть готовые сорваться с губ слова и тихонько зашмыгать носом.
–Пап, я ее носила к ветеринару, а она уже…она так плакала, так плакала, а потом…все и замолчала…А ветеринар говорит зачем вы ее принесли. Хороните…
–Куда ты ее отнесла?
–В коробочке отнесла…
–Куда?
–Пап, прости…
–Куда?
–На мусорку… прости, пожалуйста…
–На мусорку, – Серега отрешенно замотал седой головой,-какой коробок?
–Что? – расплакавшись Настя никак не могла успокоиться и терла мокрые глаза руками, размазывая тушь по лицу.
–Какой коробок?
–Оранжевый…пап, я не помню…вроде оранжевый…или желтый..пап…, – но Серега уже не слушал ее прерываемый всхлипами осипший голос. Оглушенный и потерянный, он волочил свои одеревеневшие ноги вниз по лестнице, – Пап, за общагой здесь мусорка…
Он нашел ее не сразу. Но нашел. Бережно вытащил холодное мохнатое тельце из коробки и прижимая к груди, как живую, побрел в сторону своей холостяцкой хибары.
Отперев скрипучую дверь, Серега ввалился в комнату как был, в бессовестно грязных ботинках и тяжело плюхнулся на проломленный еще зимой диван с торчащими пружинами. Завернув Маркизу в дырявый плед, он долго вглядывался в застывшие кошачьи глаза, будто пытаясь разглядеть в них остатки совсем юной жизни, но кошка была мертва. Тихонько, словно боясь разбудить, он положил свою подружку на стол и взял в руки мобильный.