«Не ты ли недавно мне запрещал и на шаг отойти?» – думалось мне.
Он и правда не собирался мне помогать. Совершенно бессовестно втянул меня в странные приключения, а теперь ушёл и лежал в кусту-облаке, поглядывая на меня.
Кукольник пустился прочь, что порядком напугало. «Кажется я должен пойти с ним» – подумал я.
Мы блуждали в этом странном мире долго, существо словно намерено находило по пути трудности: горы, склоны лабиринты из стекла, в котором свет преломлялся искажался и путал ощущение в пространстве. Я уж думал, что кукольник пытался отвязаться от меня, но, когда я останавливался он тоже замирал и ждал, что бы я шёл дальше.
Наконец-то мы остановились, и книга снова открылась, перевернулась страница и надпись на ней гласила: нарисуй правый глаз, такой какой есть у тебя, такой какой хотел бы показать дорогому для тебя человеку. Удивлённый странному указанию я присмирел. Но выбора не было и, покорно взяв карандаш, я рисовал может и плохо, но старался изо всех сил. Линии получались не ровными и смазанными, однако, я выполнил задание со всей своей ответственностью. Создал такой красоты глаз какой мог, по моему желанию цвета менялись, и я решил сделать зрачок серым, что бы он был незаметный скромный и переливался благородным стальным бликом, словно я уже видел прежде такие глаза.
Я трудился сидя на земле долго, надеясь, что смогу создать нечто прекрасное, не столько потому, что считал свой глаз красивым, я бы хотел, чтобы любой дорогой для меня человек, будь то брат или друг, видя его, наслаждался. Книга говорила, сделать такой глаз, который есть у меня, но в то же время такой, какой бы я хотел показать дорогому для себя человеку. И я понадеялся, что сделай я что-то неправильно, то обязательно услышал бы очередную неуместную фразу явившегося из ниоткуда Хитори. Да даже кукольник мог бы мне указать на ошибку. Но решающим голосом за создание глаза на свой вкус и цвет было то, что если прежде я видел зеркальные деревья, то сейчас, когда они были так нужны я не видел ни одного. И, честно, не знал наверняка, как выглядит мой глаз.
Страница перевернулась, когда я закончил, и следующим был глаз «такой каким бы ты взглянул на человека, любящего тебя». Я долго думал, как это должно выглядеть, метался в идеях и, в конце концов, решил, что оба глаза должны быть одинаковы. Я счёл логичным, что и на любимого и на любящего тебя человека нужно смотреть одинаково, а именно с добротой и без посторонних. С уважением и восхищением.
Следующая страница в книге просила нарисовать ухо, такое каким бы я прислушался к младшему. И я нарисовал как сказано. Правда оно получилось, как мне показалось, чуть меньше чем моё, но всё же достаточно крупное, что бы я мог прислушаться к человеку.