арестанта.
Правила были написаны немного замысловатым языком. Некоторые слова и выражения, если ты от арестантской жизни далек, не совсем были понятны. В остальном, как говорится, всё как у людей: «Порядочность», «Достоинство», «Честь», «Совесть».
«…За образ Жизни спроса нет. Выбравшие жить без образа и без имени живут безобразно. Вся бытность Наша делится на поступки и проступки.
Поступки осознанны.
Поступок блядский – в разрез с Воровским.
Поступок гадский – в разрез с Людским, Общим, когда кто-то пострадал.
Поступок сучий – в разрез и с Людским, и с Воровским. Это когда сотрудничают с мусорами, сдают. Мусора – суки, поэтому мусорам ничего не подписывайте.
Поступок негодяйский – в разрез с чьим-то личным. Когда от кого исходит вред, как-то: злой язык, интриги с последствиями, неправильный спрос, беспредел и т. п. – за всё это физический спрос.
Проступок – действие неосознанное. Это когда можно ограничиться извинениями либо поставить на вид перед Общей массой, чтобы человек осознал. Спрос не за то, что не знал, а за то, что не интересовался.
Спрашивают с Порядочных, а козлам, шерсти, непути – вдалбливают. Нож – только на блядей и когда задеты Честь и Достоинство. Гадов бьют ногами. Сук бьют палками и табуретками. Обиженных бьют тапками, не называя пидорами…»
«Да, – думал я, – и здесь, в этой «конституции» воровского мира, не только правила, но и мера наказания за нарушения – прямо как в Уголовном кодексе. Только намного короче».
«Почему слова разными линиями подчеркнуты? А ещё много слов с большой буквы. Это для красоты или так задумано?» – спросил я, обращаясь ко всем, но глядя на качка. Как мне казалось, именно он был в камере более уважаем.
Никто отвечать не спешил. Лысый взял листок из моих рук, свернул его и засунул в металлическую трубу кроватной спинки. Затем подошёл к столу, налил из чайника тёмной жидкости, отдаленно напоминающей чёрный чай, жестом показал мне присоединиться. Я сел напротив него. Возраст арестанта было определить тяжело. Обычно возраст выдают глаза, а у него они были настолько уставшими от жизни, что он казался стариком, хотя вид имел поджарый и недряблый.
«Ты это правильно, что спросил, – начал лысый спокойно и рассудительно. – Если чего неясно поначалу, то спросить никогда не возбраняется. Лучше спросить, чем что-то сделать, не знавши или не подумавши, – чай был горячий, поэтому он сделал два небольших глотка, после каждого с удовольствием покряхтывая. – Всё верно подметил. В нашей переписке принято всё людское подчеркивать единожды, воровское – дважды, божье – трижды, а мусорское – волной».