Покемоны и иконы (Коган) - страница 66

злые шутки о власть держащих и их репосты, что обвинение в политической там или религиозной вражде порой уже само становилось мотивом для разжигания ненависти. И шуметь вокруг таких дел стали реже и реже.

Следствие только началось, и почти каждый день меня вызывали то на допрос, то на очную ставку. Следователи пытались выяснить всё новые и новые обстоятельства, связанные то с моими видео, то с моим рекламным бизнесом. Обвинение мне предъявили только за «покемонов» по статье 282-й, хотя выясняли подробности записи всех остальных роликов, выложенных в ВКонтакте и на Ютубе. Что касается таблетки и шпионской ручки, то по ним ещё только были назначены экспертизы. Всё это было довольно мучительным, поскольку я не понимал сути претензий ко мне, хотя сидеть на допросах было всё равно лучше, чем сидеть в камере. К тому же была возможность через адвоката узнать какие-то новости. Принимать и передавать записки он с самого начала наотрез отказался и рекомендовал мне сидеть «ровно», пока он будет пытаться изменить меру пресечения.

Записки же, а точнее письма, можно было передать через администрацию СИЗО. Меня в камере предупредили, что письма будут читать, поэтому ничего лишнего писать не стоит. В моём положении хоть и было не до развлечений, но всё же после нескольких дней пребывания в камере, пообщавшись с другими арестантами, я приобрел некоторую уверенность в себе. Меня никто не трогал, не пытался наехать, следствие шло под контролем адвоката, интерес к делу подогревался прессой, которая с фотоаппаратами и микрофонами дежурила у Следственного комитета. Я был уверен, что обвинение в разжигании ненависти к верующим рано или поздно рассыплется, отсутствие у меня следов от наркоты перечеркнет мнимые доказательства в хранении наркотиков, а шпионская ручка вряд ли будет достаточным основанием для содержания меня под стражей. В какой-то момент настроение стало приподнятым и захотелось пошалить.

Я решил написать Ирке письмо и передать его через охрану СИЗО. Зная, что письмо прочтут, я начал так: «Дорогой цензор, обращаюсь вначале к Вам, так как именно Вы будете первым читателем моего послания. Понимая важность возложенного на Вас бремени, хочу сразу предупредить о совершенно деструктивном смысле всего написанного моему адресату. Посему, заботясь о Вашем времени, надеюсь, что Вы прислушаетесь и бросите сею затею. Также спешу сообщить, что в стенах нашего пенитенциарного заведения участились случаи оральной пенетрации в отношении любознательных особ. Отчего хочу предостеречь Вас от продолжения этого неувлекательного занятия и предложить скоротать время за прочтением куда более значимых произведений, например, принадлежащих перу арестанта Фёдора Михайловича…»