– Лаврентьева, тебе надо сдать мочу. Идем, я провожу тебя в туалет. А потом не пей и ничего не ешь. Тебе надо сдать анализ крови.
Кристина попыталась подняться, но почувствовала неимоверную слабость и сильное головокружение. Санитарка подхватила девушку за локоть, бесцеремонно сдернула с постели и вывела из палаты. Едва сдерживая дрожь в ногах, Кристина добрела до туалета. Там надзирательница подала Лаврентьевой пластиковую баночку и приказала:
– Писай сюда.
Девушка молча исполнила приказание надзирательницы и тут увидела, как другая санитарка вкатила в туалет инвалидное кресло со старухой с налысо обритой головой, которая лежала в палате Кристины ближе к выходу. Ненормальная больше походила на древнего старика, чем на женщину. В голове Кристины словно молния промелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла. А санитарка пересадила старуху из кресла на унитаз, предварительно стянув с нее грязный и вонючий памперс и злобно гаркнула:
– Тужься! Тужься, сука! Ты должна посрать!
Что было дальше с бедной старухой Кристина не видела. Она вышла из туалета держась за стену, покрытую новым кафелем и в сопровождении надзирательницы вернулась в палату. Кристина улеглась на кровать и уставилась в пустоту. Все это время санитарки вывозили лежачих в туалет, а потом возвращали их обратно. Спустя полчаса в палатах включился верхний свет. Это означало, что в психушке начался новый день.
Кристина плохо помнила, что происходило с ней не только в этот день, но и в последующие. Она была какой-то слабой, вялой, апатичной и инертной. Постоянно хотелось спать и совершенно не хотелось о чем-то думать. Иногда Кристина осознавала, что ей трудно говорить и она начала забывать даже самые простые слова. Она почему-то совершенно не волновалась о произошедшей в ней перемене. Ей все было безразлично: и запахи в палате, и старуха постоянно бубнящая: «Ну-ну-ну»; и дама в зеленом, оказавшаяся пикетчицей и оппозиционеркой, которая постоянно стонала; и матерщинница с ее похабными песнями; и даже то, что ее саму никто не навещает. Больничная еда уже казалась вполне приличной, и она съедала все, что подавали. Девушка привыкла к очередям к унитазу и биде, и к тому, что ее выпускали из палаты только на прием пищи и таблеток, да в туалет и по каким-то дням в душ под надзором санитарки. Гулять можно было только в палате, вышагивая взад и вперед по узкому проходу между кроватями.
Единственным развлечением Кристины было как ни странно окно. Когда на улице становилось светло и при ясной погоде, ей хорошо была видна крыша соседнего корпуса больницы. Ровная крыша была уставлена телевизионными антеннами и антеннами сотовой связи. Чуть правее возвышалась крыша чердака, которую заселила пара голубей. Их деловитая возня была бесконечной, как и парение серых зимних облаков над ними. Иногда парочка куда-то улетала, но потом возвращалась назад. Иногда голуби усаживались на какую-нибудь антенну и долго о чем-то ворковали. Иногда улетал только самец, и самочка терпеливо дожидалась его, сидя на одном месте, будто боялась, что когда он прилетит, то, не застав ее на месте, найдет себе другую подружку.