И ночь не спал я, вертелся все в постели, да горько представлял Ирисочку с… молодым, стройным… им. Решительно я разозлился и будто конский паровоз вломился в ЖЭК, а при входе в нем стояли молодой, Ирисочка и начальник, стояли и смеялись, пуская дым в гранитный потолок. Заметив меня, мой главный враг помахал и выкрикнул, улыбаясь в тридцать с небольшим зуба, он предложил выпить сегодня по поводу отсутствия вызовов на районе, а также поблагодарил меня за опыт, который я ему, якобы, передал. Но вместо того, чтобы расцеловать невиновного, я накричал на его волосы: «Так ты еще и опыт у меня украл, негодяй!». И начал бить и бить его руками, которые тут же превращались в грубые толстые трехпалые лапы. Одежда рвалась на мне, а пуговицы летели и в глаза начальнику, и в пупок любимой и нелюбимой Ирисочке и в уже не стройного, уже запуганного и зажатого врага. А когда пол задрожал под моим упавшим туловищем, я услышал возглас вахтерши: «Смотрите, бегемот!». Услышав возглас, я в остывшем порыве злости нащупал нервами большой, как мне казалось, палец левой, как мне казалось, руки, засунул его в пасть и стал надувать себя изнутри. А вскоре взлетел, пробил двухэтажный жЭк насквозь и от яркого солнца ослеп. Так я, скорее всего, оказался на крыше вашего отделения милиции, товарищ капитан. Прошу меня извинить.
У заводской проходной стоял толстый лысый мужичок в усах, стоял и плакал. Три минуты назад он, еще счастливый, ехал в грузовом лифте на этаж в кабинет начальника цеха, а сейчас, тля да без работы, жевал носовые платки, один за другим.
Палящее майское солнце вскоре совсем высушило его слезы, а он, как ни старался, плакать вновь не мог.
– Глупое солнце! Жарко, очень жарко и скудно! – заныл толстяк, его белая рубашка стала промокать от пота, а затем стремительно сохнуть от солнца. – Пыль в глаза лезет, – продолжал он, тяжело дыша и сопя. – Шум от проезжающих машин бьет по ушам. Кошмарно! Какое же я ничтожество, даже погода так велит.
Постоял он так, подумал, чем еще пожаловаться, да стал снова жевать носовые платки. Вдруг за нос его защекотал зеленый запах. – Откуда это дурно так несет!– вскипел толстяк, зашевелив усами – Вот еще незадача! Мало увольнения тебе, что ли, Господи!– показал он кулаком на солнце.
Солнце вместо ответа блеснуло прямо на соседний через дорогу тротуар, на котором стояла и грелась синяя тоненькая, но фигуристая как ваза под окурки, барышня, а струйка зеленого запаха элегантно сочилась сквозь редкий как лес на воде поток машин к мужичку у проходной. – Эй-эй, незадача! Из рекламы духов, чудовище, видимо!