Я страшно испугался.
– Смотри, не про тебя ли тут говорят? – спросил отец, показывая на экран телевизора.
«Я не прочувствовал его вины. То есть, я не понял, что он прочувствовал свою вину. Нет внутренних переживаний. Это непросто подверженность какой-то стихии – это образ жизни, это мышление, из этого могут выйти серьезные вещи, это может превратиться в экстремизм. Это вопрос правоохранительных органов»…
«Он имеет право писать, что угодно, а мы имеем право отвечать, как угодно…»
«Такие, как эта мразь, и есть причина того, что Россия…»
Бог мой. Отец послушал и пошел за корвалолом, и потом, когда он лежал на диване с серым лицом, а врач скорой уехал, сделав укол, мы с мамой сидели рядом, а папа недоуменно говорил:
– Ты действительно написал то, о чем они говорят? Публично? Ты сошел с ума, сын!
– Я не писал такого, отец! – возражал я. – Я просто мнение о футболе высказал.
– Но просто так люди не станут возмущаться, – тихонько проговорила мама. – Что-то приметили нехорошее в твоей записи… Люди – мудрые. Люди не ошибаются… К ним надо прислушиваться…
– Старик, это называется – общественное мнение, – разглагольствовал старый друг, сдувая с бокала пива толстыми губами пену. – У нас сетуют – мол, общество инертно. Ни фига – вот оно, общество! Ты, конечно, дурак. Решил кузькину мать показать? Ну и момент ты выбрал! Когда наши выиграли, в кои-то веки, когда мы, наконец-то, получили реальный повод для гордости и радости, ты вдруг решил набросить говнеца на вентилятор. А что ты тогда удивляешься, что тебя забрызгало? Сам виноват. Думать надо. Особенно надо думать, когда пишешь в Фейсбуке…
– А что же мне делать? – спросил я беспомощно. – Я никакой матери показывать не хотел, ни кузькиной, ни …
– Каяться, – уверенно сказал он. – Коли так вышло – каяться. Иначе заклюют.
Я заплатил за его пиво и написал три поста с извинениями – загомонили еще круче. Как меня ненавидели! Многие написали, что теперь, после того, что я сделал, кончена дружба (да что я сделал-то?). Негодяй, говорили люди. Предатель. Другие оценили мои извинения как пораженчество, конформизм, слабость.
– Ты жалок, – жалили они, и жалили больно.
В понедельник меня вызвал директор.
– Нам жаль, очень жаль, – сказал он. – Вы прекрасный работник, мы ценим вас, но положение безвыходное. Вы же напишете «по собственному желанию»? Мы не можем позволить вам остаться – ущерб имиджу фирмы слишком велик. В соцсетях возникла массовая кампания по бойкоту нашей продукции. Я узнал, что готовятся возбудить в вашем отношении дело…
Шеф с любопытством глядел на меня и в затруднении щипал бородку.