— Мне, что, слезу пустить? — насмешливо фыркает. — Плак-плак?
— Нет, вам бы рот закрыть, — приглаживаю лацканы его приталенного пидажчка и поднимаю взгляд. — Словесный понос не красит женщину, Виолетта.
Щурится, отстраняется и торопливо спускается по лестнице, а затем оборачивается, смерив оценивающим взглядом, и задумчиво кивает своим мыслям.
— Через пару часов заглянет мой помощник. Я подберу тебе что-нибудь приличное.
— Что? — в небольшом изумлении спрашиваю я.
— Ты, может, и пленница, но расхаживать в халате и босиком все равно неприемлемо. Да и халат ли это, дорогуша? Какой-то мешок с поясом. Кошмар.
И кривится, чтобы я точно поняла: мешок с поясом стоит выкинуть или сжечь. Наверное, она права. Халат-то из синтетики, а не из хлопка, как вещала пронырливая продавщица на рынке. Я ведь тогда подозревала, что меня самым наглым образом обманывают о тибетском хлопчатнике, что растет в горах среди снега.
Виолетта поправляет кончиками пальцев челку и спускается в холл, где с высокомерием осматривает отражение в зеркале и выпархивает на улицу. Я ничего не понимаю. Ясное дело, что я оскорбляю пафос логова Родиона босыми ногами и дешевым халатом, сшитым бедными китайскими девушками или даже детьми, но я отказываюсь быть куклой, которую оденут по его приказу во что-нибудь “приличное”.
Пусть вернут меня домой — там я отлично вписываюсь в интерьер. Или свяжут и запрут в кладовке, как настоящую заложницу. Мне бы было самой легче осознать происходящее и смириться с ролью пленницы, а то сплю я на шелковых простынях, что пахнут тонко и ненавязчиво розами, водные процедуры принимаю в ванне с позолоченными ножками и нужду справляю на мраморном унитазе.
Возвращаюсь в комнату. Я сама себя посажу под замок, если никто до этого здесь не додумался. Знаете ли, возмутительно не запереть пленницу.
— Простите, — слышу тонкий женский голос и вежливый стук в дверь, — завтрак накрыт.
Вот. Еще завтрак накрывают. Очень мило, если не знать, что за всем этим гостеприимством скрывается неуважение к похищенной женщине, как к личности. Не нужны мне все эти блага и щедроты, я хочу домой к привычной жизни, которой я должна сама распоряжаться, а не Родион. Он ведь желает не деньги вернуть, а поиграть с человеческими жизнями.
В столовой я не нахожу хозяина дома, чему я очень рада. Не хочу его видеть. Это было бы странно завтракать за одним столом с тем, кто лишил меня свободы. Мне хватило выпить стакан воды в его компании. Начнет вновь задавать неудобные вопросы, которые я старательно избегаю.
Я голодна, и мне бы насладиться пышным омлетом, вафлями под растопленным шоколадом и чашечкой ароматного кофе, но кусок в горло не лезет. Вспоминается сказка, где дети попали к ведьме и им нельзя было откушать аппетитных блюд, иначе они не вернутся домой. Глупо, но на секунду, когда я подношу кусочек воздушной яичной смеси к губам, мне становится по-детски страшно.