После этого шёл период долгой физической разлуки, на котором Ия также акцентировала внимание. Цветение вишен, тополиный пух, осенний листопад, искры снежинок от лунного света – всё это из года в год было в длинных письмах Павла к ней из армии, а потом и из консерватории. Были посылки с аудиозаписями концертов, в которых участвовал Павел как музыкант. Были фотоотчёты из тех городов и стран, где бывал на гастролях военный оркестр, в котором Павел служил по контракту. Были разного рода подарки в виде безделушек, указывающих на принадлежность к тому или иному краю.
Много красивых и заманчивых обещаний их безоблачной совместной жизни давал Павел в письмах Ии. Но, скорее всего, он и сам в это не верил. Об этом Ия тоже написала в своих рассуждениях. Хотя заметила, что расстроена этим меньше, чем просто потерянным временем, проведённым в браке с Павлом. Что лазурные берега и белоснежно-туманные зубья Альп – не то, без чего нельзя прожить с любимым. Ия всё подводила к одному – что без любви семья не для неё.
Каждая завершённая мысль заканчивалась подведением некоего итога то ли их совместной жизни, то ли жизни её. Но результат от этого не менялся, потому как их жизнь в последнее время, начиная с рождения сына, полноценной в общепринятом представлении назвать было сложно. Хотя для Ии понятие «общепринятое» было весьма размыто. Она продолжала размышлять о прошлом и настоящем, механически выполняя домашние дела, что было вполне привычно как лично для неё, так и для тех, кто становился невольным свидетелем всего этого действа, например для её мамы.
Пульхерия Иннокентьевна давно перестала делать дочери замечания по ведению быта в её квартире, куда она приводила внука из ясель. Мама и сын могли застать Ию за развешиванием тюля на окно в комнате в форме крыльев не стрекозы, как на прошлой неделе, а бабочки…
Вообще, Ия была уверена теперь в том, что детство – это то, что с нами всегда. Точнее – в нас. И измерять этапы взросления математическими цифрами для неё было совершеннейшим абсурдом. Если бы взрослые воспринимали жизнь с точки зрения детей, считала Ия, счастья бы хватало всем и всегда.
Она не знала, как было у других. Но, воскрешая в памяти ленту произошедших с ней событий, делала выводы о том, что есть детство и когда оно началось. Но о его завершении, как и о начале этого сложного периода, с преследующим запахом молочных продуктов и аммиака, её никто не оповестил. Чтобы точно сказали: «Да, с сегодняшнего дня у тебя заканчивается период младенчества и начинается время смышлёного детства», такого не бывает.