Как теперь, я боялся темноты только в детстве. Когда, наслушавшись рассказов ребят из моей группы в саду про отцов, каждый вечер спрашивал у мамы: «Где мой папа?». Мама, расстелив кровать, укладывала меня рядом с собой и что-нибудь рассказывала или читала мне сказки. Но даже рядышком с мамой мне было страшно вечерами. Я лежал у стенки, и мне казалось, что из щели между ней и кроватью сейчас появится что-нибудь жуткое. И, прижавшись спиной к маминой руке, я засыпал, не спуская глаз с этого места. Мама каждый вечер могла рассказывать одну и ту же историю об отце, а я мог слушать её бесконечно…
Выкурив в форточку сигарету – другую и освежившись холодной водой, я почти по воздуху шёл в комнату. Нащупав ногой ожидавший меня на полу матрас, отыскивал ноутбук. Включал его.
Монитор был единственным источником света в комнате до самого утра. Когда отец издавал какой-нибудь звук, я просыпался и, прикоснувшись к клавиатуре, заставлял экран светиться. И пусть этот свет был слишком тусклым, чтобы считать его светом надежды, но его было достаточно, чтобы озарить путь до койки отца и попытаться угадать его желания. Повернуть его, поправить руку, ногу или голову, подать воды.
А ещё под этот отсвет я читал. Пока компьютер не впадал в спящий режим, я лежал на матрасе и, закинув руки за голову и устремив взгляд в потолок, обдумывал происходящее в театре, вспоминал прожитый день, коллег, отца Никодима, родителей, детство. И что меня поражало, сны и воспоминания, приходящие здесь, в квартире отца, были цветными и очень реальными. Словно были вчера.
…23 февраля в детском саду каждому ребёнку было дано задание рассказать о дедушке, папе или брате. Было даже разрешено принести любой атрибут военной формы. Только оружие можно использовать, само собой, игрушечное.
Я в тот праздничный день принёс в сад солдатский ремень и фуражку отца. Весь день мы играли в военных. И девочки, и мальчики. Все, кроме меня. Я целый день отстаивал честь отца как защитника Родины. И вот почему.
Отец проходил срочную службу в пограничных войсках. В форме этих войск преобладает зелёный цвет. У других были морские бескозырки с двумя ленточками, на концах которых ребята рассматривали якоря, бережно передавая из рук в руки, пилотки пехотинца… Только у меня была фуражка зелёного цвета. И мальчишки надо мной смеялись. Но я-то твёрдо знал, что и ремень, и фуражка были настоящими, военными. Больше того, мама всегда говорила, что мой папа – участник боевых действий. Я только не знал, каких. Для меня любые боевые действия назывались просто войной. Гораздо позже я узнал, что мой отец, Павел Карлович Дрез, был участником советско-китайского конфликта. В этой самой фуражке и с этим ремнём…