– Дениз.. платье – начала Йоли. – Она забрала, а потом… А потом взяла свои слова.
– Стоп, стоп, стоп, – сказал Эмиль, шутливо сдвинув брови на переносицу. – Успокойся, а потом говори.
– Дениз не возьмет меня в кино! – разрыдалась вновь Йоли.
– А что ты сделала? – уже строже спросил он, все еще не выпуская ее из объятий.
– Я испачкала ее платье.
– Ты же знаешь, что это нехорошо, маленькая проказница. Зачем так делаешь?
– Но я же хотела, я всего лишь..
– Знаешь, один иностранный поэт сказал, что в жизни много “смешных потерь”. Вот ты сейчас плачешь над одной такой же смешной потерей.
– Она не смешная! Я хотела увидеть Иоланду! А мне не дадут.
– Ах вот оно что, – сказал Эмиль. – Ты хотела увидеть Иоланду! А что эту киноленту в единственном экземпляре сделали? И ее порезали на куски и больше никогда никому не покажут?
– Нет, – останавливая слезы, улыбнулась Йоли. И добавила “наверное”, потому что еще была не совсем уверена, как обстоят дела с отечественным кинематографом.
– Ну вот тогда будь хорошей девочкой, умойся и иди приготовь своему брату чай. Хорошо?
– Угу, – ответила она, все еще немного всхлипывая и виня себя за это.
– А если ты беспокоишься о том, что я расскажу дяде, что ты там устроила или что ты плакала – так не думай. Твой брат Эмиль не болтун и не недотепа.
– Ну, насчет второго не уверена, – робко сказала Йоли, которая приходила понемногу в себя.
– Вот, ты так мне нравишься гораздо больше. “Ты знаешь как переводится твое имя?
– Как?
– Иоланда – “фиолетовый цветок”. Ану-ка повтори.
– Фиолетовый цветок.
– Вот умница, – сказал Эмиль, рассмеявшись, что с ним случалось редко, он был очень серьезный молодой человек, когда дело не касалось дел душевных.
– А Дениз …Дениз, – начала было она снова.
– Будь человеком слова, – оборвал ее Эмиль. – Обещала приготовить мне чай, и не сделала.
Йоли отправилась ставить чайник на плиту, впервые в жизни окрыленная тем, что выполняет домашние обязанности.
Дневник Алии, Запись вторая
Не знаю, нужно ли с тобой здороваться. В последний раз я вела дневник в подготовительной группе школы, тогда я писала «привет» в каждой записи. Слабо себе представляю, сильно ли с тех пор изменились правила хорошего тона для интровертов. Я долго думала, откуда у Карима могла появиться мысль о том, что я злюсь, потому что on the surface (как поет моя любимая Шакира) я спокойна аки летний бриз.
Я прокручивала в голове сцену с Аидой, пока не поняла, что, когда сестра хлопнула дверью, я автоматически сжала кулаки. Ненавижу себя за это. Я подала сигнал слабости, который легко считать. Тем более, если ты такой осмотрительный как наш братец. И почему Карим считает себя умнее меня, если между нами всего 10 лет разницы?