И вместе с тем почти каждый из тех, кто становился офицером, имел не только штатную прислугу из числа рядовых, именовавшихся денщиками и проч., но и – крепостных.
Хорошо известна их «крутизна» в случаях неисполнения в их имениях подданными обязанностей по сколачиванию средств – на постоянно растущие расходы их, барских отпрысков. Целые деревни и волости приводились в трепет. Ведь рабов совершенно просто было распродать, обменять, проиграть в карты, заложить за долги.
За небольшими исключениями корпус офицеров формировался из дворян. Они шли сюда массами. Что привлекало их? Ответ несложен: достаточно лёгкое управление подчинёнными, теми же крепостными, для которых при обязательном сроке воинской службы в четверть века беспрекословное подчинение оставалось горчайшей участью. Палками и розгами мог быть наказан любой служивый нижнего чина, как это делалось по отношению к «душам», принадлежавшим помещикам в деревнях, и – если бы только за невыполнение приказов и распоряжений.
Поводом для порки становилась любая оплошность, игнорирование даже мелкой прихоти старшего по званию. Положенное за службу немалое государственное жалованье плюс поступления из имений делали «золотопогонников» хорошо обеспеченными и склонными к увеселяющему времяпрепровождению. Они блистали на светских раутах, на балах, на лучших театральных и иных представлениях.
Восходя на заоблачные духовные высоты, проникаясь усердием в самоусовершенствовании, господа военные, победители своих собственных солдат, как о них выражался Герцен, тешили себя «вымеркой» собственной чести, ударяясь в дуэли и другие виды кровавых разборок, часто по пустякам. Волны такого сомнительного «очищения» одна за другой прокатывались по армиям и полкам.
Многие офицеры превращались в отпетых бездельников; груз удовольствий и связанные с ними непомерные траты бросали их в разор и в позор. Отставка возвращала таких в родовые имения, где их ждала беспросветная скука тяжёлого и мрачного крепостнического застоя. Там накопленные в них отчаяние и ожесточение сполна выплёскивались на несчастных подданных.
Ещё более тусклыми и жалкими они оказывались при разжалованиях в нижние чины или в рядовые с лишением звания дворянина. Такие люди вместе с сословными привилегиями теряли самое, пожалуй, главное – сочувствие в своём сословии. Они не могли рассчитывать на поддержку в пределах бытовавшей сословной круговой поруки. Их ждала судьба изгоев.
В разбухавшем офицерском слое находила выражение тупая политика царизма, направленная к неуклонному росту численности личного состава вооружённых сил. Армия росла составом служивых и, поскольку подолгу не вступала в сражения, портилась. Звучные армейские и флотские победы в преддверии, в начале и в середине золотого века сходили на нет; победы сменялись поражениями.