Прибавьте сюда то, что Россия и её люди уже добрых пару последних веков успешно пользуются утончённой элитарной культурой, сочетая это с традиционным матом. На разделение двух этих полярных ипостасей, кажется, нет уже никаких надежд – они словно бы не в состоянии существовать друг без друга. И здесь мало будет выявить корни языкового насилия в обществе. Российский феномен наводит на мысль, что с его помощью происходит постоянное затаптывание напластований культуры, «отложенных» предыдущими поколениями.
Надо заметить, что матерщина, как неотъемлемая духовностная метка России, выполняет в долго изменяющихся условиях и свою как бы положительную роль: она указывает на некую удивительную собственную «природную» стабильность, когда ругательному словарному фонду нет необходимости изменять себя или пополняться – так добротно сработано это чудо прежними поколениями, что оно получилось почти что универсальным для веков и десятилетий. Разве что фуфлонное выражение «нафиг» появилось в последнее время как новость, дополняющая словарь матерщины. Но в данном случае речь надо вести, видимо, даже не о дополнении – «нафиг» появился как средство «легальной» матерщины. Такой, которая претендует на родство с обычно употребляемым словарным запасом, а то и с элитной лексикой. Это, кстати, ещё раз подтверждает, насколько в России национальный язык, конечно, с его сленгами, неразделим с матованием. Неразделим и неразлучен.
Здесь-то и блуждают, лишь временами соприкасаясь с загадками истины, несчастные дочери и сыновья российские, терзающие друг друга ввиду неумения добровольно уравняться в правах на средство общения, в потугах представить себя обладателями языковых ценностей, которые на самом деле являются собственностью для всех и не подлежат разделу.
Вроде бы и ясно им, что зря стараются, и всё равно отказаться от претензий не желают. Для нового времени тому сильно поспособствовал тоталитарный строй с его безграничной централизацией чего угодно, в том числе и языка.
Вы обращали, может быть, внимание, как где-то вдали от Москвы подростки обретают какие-то тягуче-лающие голосовые интонации? С одной стороны, это способ растянуть слова в предложениях до такой степени, чтобы не дать успеть перебить себя таким же словоохотливым дружкам. Это, впрочем, обычная манера и парламентариев, других «штатных» выступальщиков. С другой, – попугаячье подражание московским пижонам соплячного возраста, многие из которых ввиду особенностей паразитической жизни столицы с генами предков получили «вольную» на безбедное безделье и нескончаемый инфантилизм. Говор их выдаёт с головой: искусственно растягиваемое произношение – это признак элитной, а нередко и полухулиганской отстранённости от забот остальных, показатель некоего верховенства. Перенимая моду, периферийцы желают искусственно возвысить себя, мало задумываясь о сути подлаживания «под столицу». Лающие интонации, как не раз обращали на это внимание литераторы, были отчётливо различимы в «раскованном» говоре гитлеровской солдатни… И таким вот образцам берутся следовать новые молодые поколения провинциалов, для которых теперь уже нужны, разумеется, и свои объекты унижения и морального битья! От него же, как известно, недалеко и до битья натурального.