Все Сашины старания и мои мечты оказались тщетными. Мама, конечно, осталась очень довольна его ночной готовкой и уборкой (хоть и сказала, что это было лишнее и надо было спать), но вечером собралась отвезти подростка обратно.
Я кричала, что Сашу в детдоме все обижают, а потому возвращать его туда ни в коем случае нельзя. Говорила, что там невкусная еда и грубые воспитатели. Объясняла, что там, как в армии, только хуже. Хуже потому, что армия – на время, а детдом – навсегда. Подчеркивала, что это все Сашины же слова, просто сейчас он почему-то играет в партизана. Стесняется, боится показаться бестактным, не хочет вести себя, как маленький. Ну, или просто не может поставить маму перед нелегким выбором.
– Это правда? – взволнованно спросила она, посмотрев в зеркало заднего вида, когда мы уже сидели в машине.
– Нет, – спокойно ответил Саша. – Думаю, Ариша путает реальность с художественным вымыслом. Вы же сами видели.
Внутри меня все кипело. Это я путаю?! Я хочу, как лучше (вроде), а он ведет себя, как бездомная собака, которая по своей дурости перебегает дорогу в неположенном месте, не понимая, чем это может обернуться для нее. Неужели у него атрофирован инстинкт самосохранения? Неужели он реально хочет вот так просто взять и сдаться? Почему мне он говорил одно, а маме – совсем другое? Он выставляет меня полной дурой, которая заблудилась в трех соснах. Какие комнаты на два человека? Какой еще настольный теннис в холле? Тренажеры? Арбузы? Персики? Кого он обманывает? Путает детдом с четырехзвездочной гостиницей? В чем прикол? Его запугали? Может, загипнотизировали, пока я пыталась уснуть утром? Он ударился головой о кафель в ванной?
Мама припарковалась напротив ворот казенного учреждения, которое выглядело как типовая российская школа, и попросила подождать ее в машине. Они вышли на улицу, и я видела, как она говорила что-то, пока они шли. Минут через пятнадцать она вернулась, и мы поехали домой.
Не знаю, какой разговор состоялся между ними в тот момент, когда мама отводила Сашу обратно в детдом, но, кажется, произошло что-то важное. Теперь она восторгалась подростком при каждом уместном случае и забрала его домой на новогодние каникулы. Мама часто говорила, что «Саша многое пережил», поэтому его нельзя ни в коем случае обижать (как будто я собиралась). В конце февраля она решилась оформить над ним попечительство. Я прыгала от счастья, а подросток сказал, что он нас «не разочарует».
Я чувствовала себя победителем. Меня признали личностью, а не просто ребенком. Я тешила себя надеждой, что мама прислушалась к моим словам, моим доводам, моим аргументам в чем-то, выходящим за рамки выбора игрушки, йогурта или велосипеда. Впервые прислушалась.