В этот момент Тимофей Савельевич снова еле сдержался, чтобы не высказать своё мнение и не упрекнуть Мандрикова. Но он лишь вздохнул, продолжив внимательно слушать ту версию событий, которую излагал ему очевидец случившейся трагедии.
– По дороге, ведущей к пустырю, мне, действительно, встретилась пьяная женщина. Она что-то бормотала себе под нос и прижимала к груди женскую сумочку. Я ещё тогда обратил внимание на то, что у такой потрёпанной женщины в руках оказалась приличного вида дамская сумочка. Но по факту сумка могла лишь казаться дорогой, а на самом деле быть дешёвой подделкой, купленной на ближайшем рынке. Так я подумал и пошёл дальше.
– Простите, а как выглядела та женщина, с которой Вы столкнулись? – позволил себе перебить рассказчика Тимофей Савельевич.
– Как-как? Да никак! Неряшливо одетая, с заплывшим взглядом. Вообще-то я не имею привычки разглядывать пьяных людей! – с неприязнью сообщил Мандриков.
– Но всё-таки? Пожалуйста, постарайтесь припомнить! Важна каждая деталь! – стал просить его Тимофей Савельевич. – Например, какой у неё был нос? Картошкой или курносый?
Было видно, что Мандрикову не по душе заданный вопрос, и, если бы не настойчивость стоящего перед ним человека, то он бы не стал напрягать свою память в поисках нужных воспоминаний. Но Тимофей Савельевич так пристально посмотрел на своего собеседника, не желая потакать его слабостям, что тому ничего не оставалось делать, как начать вспоминать.
– Женщина была крайне неприятной. Нос у неё был приплюснутый, а глаза слегка навыкате. Цвет, извините, не рассмотрел. Лицо одутловатое, с широкими скулами. Серые короткие волосы, возможно с сединой. Какая-то непонятная куртка, будто из секонд-хенда, и брюки, тоже какие-то бесформенные. Ещё мне показалось, что у неё на руке что-то блеснуло. Кольцо, наверное. Ну да такой народ охоч до цыганского золота. Чем ярче блестит – тем лучше.
– Понятно, – задумчиво произнёс Тимофей Савельевич. – А у Вас отличная память!
– Не уверен, – покачал головой Ростислав Павлович. – Потому что если Вы сейчас покажете мне эту женщину, не уверен, что узнаю её. Особенно, если она протрезвеет и переоденется.
– Думаю, в этом уже не будет необходимости, – сказал Тимофей Савельевич. – Но я перебил Вас. Прошу, продолжайте.
И через мгновение Мандриков продолжил свой рассказ.
– Придя на пустырь, я огляделся, но никого там не увидел. Я решил, что пьянчужки поделили-таки свою бутылку и мирно разошлись, каждая в свою сторону. Как раз в это время пошёл снег, а я вышел из дома без головного убора и совершенно не горел желанием вымокнуть, исследуя заброшенный пустырь. Я развернулся и пошёл в дом тётки Клавы. А потом сказал Павлику, чтобы больше он не вздумал забираться в безлюдные места, где ошивается всякий сброд. А когда я закончил подключать телевизор, то мы с сыном сели в машину и поехали к себе домой. И с того дня в Туманогорск мы больше не приезжали, пока вчера тётка Клава снова не позвонила мне и не попросила привезти ей таблетки от давления. Мол, в местной аптеке таких нет. Вот мы и приехали навестить тётку.