Да твою, сука, мать!
Кто тебя, Ева, родил вообще такой!
– Ты конфеты все рассыпал!
Чего?..
Смотрю изумлённо на Добровольскую, которая руками рот зажимает. Сама смотрит на меня в шоке. То есть всё, что её заботит – конфеты? Не поцелуй, не то, что мои шаловливые пальцы сами лезли к ней под юбку?
– И… – начинает. Взгляд взволнованный вниз опускает. – Ты на стекле стоишь.
Я сам смотрю на свои ноги и только сейчас понимаю, что… Да, на осколках стою. Я вообще боли рядом с Евой не чувствую.
Что я там говорил? Когда у меня кровь идёт, она спокойна?
Что же, проверим эту теорию.
– Стою, – киваю. – И конфеты твои рассыпал.
– Ну, Саидов… – шепчет. Со стола спрыгивает. И мой взгляд сам приковывается к её стопам, чтобы сама не наступила на осколки. Везёт – на чистый пол становится. – Умеешь ты всё… Испортить!
И вот к чему это она?
* * *
– И почему это делаю я? – бухтит, сидя на кровати. Грубо берёт мою ногу и заливает перекисью. Уже не так бережно, как в те разы, а даже раздражённо.
А у меня это улыбку вызывает. Уголки губ прочно зависают в приподнятом положении, словно цементом залитые.
– Ты ведь сама предложила.
– Да, предложила, – вспыхивает. Поворачивается ко мне, а сама хватает бинт. – А что мне оставалось делать? Столько врачей – и ни одного рядом нет! А ты кровью весь пол замазал! Мне жалко тех людей, кто там будет убираться! К тому же за эту услугу ты должен будешь мне конфеты.
Отворачивается, делает тугой узелок и скидывает мою ногу со своих коленей.
– Всё, медсестра Добровольская отчаливает, – встаёт.
От её слов на несколько секунд зависаю.
Просто представляю её в костюме медсестры. В белом халатике, чулочках и шапочке на голове.
Зло втягиваю воздух носом, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся фантазию.
Ну и ад…
Как представил – всё задымилось. И в голове, и в паху.
Еле сдерживаюсь, чтобы не опрокинуть паршивку на кровать. И ведь выбрал место такое. Искушающее.
Спальня. Двуспальная кровать. Не хватает темноты для более интимной обстановки. Хотя… Какая мне разница, какое время суток, если Еву я хочу всегда?
– Иди, – усмехаюсь. – Надеюсь, больше никого в стенах моего дома ты не найдёшь. Хотел бы я сказать, что мы здесь одни, но нет.
Кажется, ей это только на руку.
Она игнорирует мои слова, продолжает идти на выход из комнаты.
– Смотри не заблудись, – предостерегаю её. Дом у меня большой, трёхэтажный. Настоящий особняк. Достался мне по наследству. Можно было бы его продать и купить что-нибудь в Европе, но… Семейное же. Жалко.
– Я пойду гулять, – спасибо, что предупредила.
– Не выходи за ворота, – встаю с кровати и смотрю на её спинку. Которая тут же пропадает из поля зрения. Появляется аккуратная двоечка, в которую взгляд упирается сам.