Сегодня сотрудники музея проходили в поликлинике диспансеризацию. Елену Игнатьевну раздражало это чисто формальное мероприятие. В кабинетах их практически не осматривали, а только отмечали в карточке, что осмотр пройден, пациент здоров. Поэтому она думала только о письмах, которые так и не начала читать, и вернуться к которым ей не терпелось. И сначала не отреагировала на предложение срочно пройти маммографию. Но потом, уже на обратном пути в музей, ей вдруг стало страшно: «Вот жила, ни на что не жаловалась, думала, мне износа не будет. А если рак? Результат только завтра будет. Да какая разница! Что с Зоей делать? Ведь Эля её не возьмёт. Она ею брезгует, а Лена и Игорь просто на дух не выносят. Значит, в дом престарелых…» Ещё до перестройки был в Утятине такой, в народе звавшийся богадельней. Жили там деды с уголовным прошлым да скандальные старушки. А такие беззлобные, как Зоя, долго не заживались…
– Елена Игнатьевна, ехать надо срочно. Я вас не пугаю, но опухоль слишком большая. Настраивайтесь на операцию и последующее длительное лечение, – напутствовала её Ирина Владимировна, подписывая направление в онкологию.
– Куда ж я её, – севшим голосом почти прошептала она.
– Если не с кем, давайте, я выпишу направление в участковую больницу в Конь-Васильевку или в Патриаршее. Заодно почки подлечим, – предложила сочувственно врачиха.
– Нет-нет, я решу…
Елена Игнатьевна шла больничным парком, машинально здороваясь со знакомыми. Уже у дома её окликнула Надя Василевская. Придержала за рукав, начала говорить о чём-то своём, потом осеклась и сказала:
– Ну-ка, быстренько в дом, – усадила её на диван и сказала. – Давайте, выкладывайте, что у вас!
Поговорить им не дала Зоя. Увидела расстроенное лицо матери, завопила гнусаво: «Мама!» и вцепилась в неё намертво. Они вдвоём долго её успокаивали, затем Надя вынула из стола паззлы и усадила Зою их собирать. Делать этого Зоя так и не научилась, но сидела над ними долго и упорно.
– Ну, теперь рассказывайте.
Пока Елена Игнатьевна утешала дочь, успокоилась сама. От Нади ей не было смысла что-то скрывать, только попросила не трепать по городу.
– У нас что-то скрыть невозможно. Вы ведь по поликлинике ходили? Ну и всё. Насчёт Элеоноры Игнатьевны вы неправы. Да и племянники ваши не смогут бросить родную кровь. А пока нужно поступать так, чтобы прожить как можно дольше. Что вы смотрите на меня так? Елена Игнатьевна, вам же скоро 60? Большая часть жизни позади. И с онкологией не враз умирают. Прооперируетесь, потом лечиться будете. Ваши рукописи с собой возьмёте, будете над ними работать, чтобы отвлекаться от дурных мыслей. («Да, правда, – подумала Елена Игнатьевна. – Письма с собой возьму, буду восстанавливать и включать в текст книги»). Я за Зоей пригляжу, другие соседи тоже помогут. Не пропадёт! Так что завтра извольте в Уремовск отправляться. А Зоя у меня посидит. Ой, телефон сел. Можно, я с вашего позвоню?